Ректор ЕГУ Анатолий Михайлов: «Усиливаются запугивания тех, кто сотрудничает с нашим университетом»

«Закрытие нашего университета было официальными властями публично обозначено в контексте идеологического противостояния Западу. Известны случаи усиливающегося запугивания и угроз в адрес тех, кто сотрудничает с нашим университетом» , -- заявил в интервью TUT.by ректор закрытого в Беларуси и действующего сегодня в Вильнюсе Европейского гуманитарного университета Анатолий Михайлов.

- Анатолий Арсеньевич, три года ЕГУ функционирует в Вильнюсе, его называют "вузом в изгнании". После изгнания из Беларуси в 2004 году было немало скептиков, которые не верили в возрождение вуза в том виде, в котором он существовал в Минске. Получилось ли осуществить то, что было задумано?

- Я хотел бы самого начала уточнить: формально, в качестве университета, мы существуем немногим более двух лет. Разумеется, мы не прекращали нашей деятельности после нашего изгнания из Минска в других формах, однако около двух лет пришлось потратить на работу по подготовке наших программ к экспертизе и регистрации. К сожалению, очень не просто привыкнуть к такому обозначению "университет в изгнании". Однако это уже вопрос к тем, кто сумел додуматься до такого шага, который прославил Беларусь в качестве страны, в которой "закрывают университеты".

Хотя я и прилагал все свои усилия для возрождения университета, откровенно говоря, сам был не вполне уверен, что это удастся сделать. Слишком с серьезными и непредвиденными проблемами пришлось столкнуться на этом пути. И все же это произошло. Произошло, благодаря невиданной по масштабам солидарности мирового академического сообщества, координированным усилиям международных фондов и национальных правительственных и неправительственных организаций. Было бы преждевременно говорить о реализации всего задуманного, ибо впереди еще очень большая работа, но динамика развития проекта внушает все большую уверенность в перспективах его дальнейшего развития. Все еще существующие сложности постепенно устраняются, благодаря нарастающей международной поддержке.

- Сколько студентов сегодня занимается в ЕГУ?

- В настоящее время в ЕГУ на всех формах обучается около 1500 студентов.

- Где преимущественно трудоустраиваются бывшие студенты ЕГУ?

- В бытность нашего существования в Минске наши выпускники не испытывали затруднений при трудоустройстве. Профессиональная подготовка, осуществляемая с участием известных специалистов, сочетаемая со знанием нескольких иностранных языков, делала наших выпускников востребованными и в Беларуси, и за рубежом. До сих пор у нас еще не было выпускников из числа поступивших в университет в Вильнюсе. Первые выпускники бакалавриата ожидаются только в будущем году. Но возникает другой вопрос. Каким может быть их статус в Беларуси, где этот уровень образования не признается вообще? В очередной раз в нашей стране предпринимаются усилия, которые способствуют ее выпадению из общемировых процессов, в данном случае - в сфере образования.

- В последнее время отношения Беларуси и Евросоюза вышли на новый виток взаимоотношений. В частности, в Минске открыто представительство Еврокомиссии. Поднимался ли в связи с этим вопрос о возвращении ЕГУ в Минск?

- Мне очень трудно комментировать качество этого "нового витка взаимоотношений", поскольку кроме конфронтации и взаимного непонимания в реальности ничего нет. Открытие представительства Еврокомиссии могло бы быть импульсом, способствующим сближению, но этому должны предшествовать усилия по созданию атмосферы диалога. Продолжающаяся риторика оскорбительной тональности по отношению к Западу никак не может этому способствовать. Напомню, что и закрытие нашего университета было официальными властями публично обозначено в контексте идеологического противостояния Западу. Мне неизвестно что-либо об изменившемся к нам отношении. Известны, скорее, наоборот случаи усиливающегося запугивания и угроз в адрес тех, кто сотрудничает с нашим университетом. Совершенно очевидно, что это лишь в еще большей степени способствуют усугублению и без того позорного резонанса, наносящего ущерб престижу властей. Печально, не только то, что такого рода ошибка была совершена. Во много раз более печальным является поведение тех, кто так и не смог извлечь должных уроков. Порой кажется, что даже все недоброжелатели вместе взятые, о которых так настойчиво твердит официальная идеология, не смогли бы нанести больший урон имиджу официальных властей, чем тот, который они наносят себе сами.

По-видимому, возвращение ЕГУ в Минск возможно лишь в том случае, когда окончательно будет осознана бесперспективность изоляции страны от внешнего мира и будет ощущаться насущная потребность в тех, кто мог бы этому способствовать.

- Многие упрекают Вас в том, что в Минске ЕГУ не особо поддерживал национальные идеи возрождения, а больше ориентировался на европейские ценности. Таким образом Вы шли на уступки властям?

- Вопрос сформулирован так, словно ориентация на европейские ценности представляется властям чем-то крайне желанным. Как известно, именно из-за этой ориентации против нас так ополчились и, в конечном счете, закрыли. Об этом было сказано публично и гласно. Разумеется, то, что эти ценности представляют собой нечто весьма смутное и чуждое для тех, кто сам был воспитан и взращен в атмосфере изоляции и идеологического противостояния тому, о чем они не имели ни малейшего представления, было очевидно. Неведомое и неизвестное всегда пугает. Однако невозможно было себе представить, что дело дойдет до проявления этой реакции в столь скандальной и патологической форме.

Да, мне известно, что в бытность нашего существования в Минске нас упрекали в том, что мы недостаточно чувствительны к идеям национального возрождения. Как оказалось, до сих пор это предосудительное отношение к идее и миссии нашего университета не исчезло. Хотел бы в связи с этим еще и еще раз отметить, что наш университет с момента своего возникновения поставил перед собой труднейшую задачу включения нашего образования и всей страны в целом в контекст ценностей европейской цивилизации, от которых мы были, в силу определенных исторических обстоятельств, изолированы. На мой взгляд, эта работа на многие десятилетия напряженной работы и она не под силу лишь одному нашему университету. В гуманитарных дисциплинах существует, сформировавшаяся на протяжении столетий, многообразная по своим формам и масштабам интеллектуальная жизнь, о которой мы все еще имеем крайне слабое представление. Быть может, нам следует гордиться наличием всемирно известных школ и творческих коллективов в этой области? Разве мировое профессиональное сообщество с нетерпением ждет публикаций наших ученых с тем, чтобы переводить их на различные языки и включать высказанные идеи в научный оборот? У нас проводятся конференции, определяющие новейшие тенденции гуманитарных и социальных наук? К нам стремятся приехать студенты со всех концов планеты, мечтающие послушать известных и признанных в мире специалистов?

Все наши усилия и были направлены на преодоление этой, все еще существующей, глубокой пропасти. Не переоценивая всего, что нам удалось сделать за столь короткие годы существования в Минске, могу назвать имена десятков выдающихся и известных в мире специалистов в области гуманитарных дисциплин, многие их которых вообще впервые посетили нашу страну в рамках различных проектов ЕГУ. Пытаться недооценивать значимость этой крайне необходимой для белорусской науки и образования работы, упрекать нас в том, что при этом мы не концентрируем своих усилий на идеях национального возрождения, свидетельствует о наивной уверенности, что само это обращение к идеям национального возрождения может происходить усилиями тех, кто, по вполне определенным причинам, формировал свои профессиональные взгляды в отнюдь не самых благоприятных для этого условиях. Думаю, что тот, кто осознает эту потребность и знает, как это осуществить, должен был бы не тратить усилий на критику других, занимающихся решением весьма важных задач, но показать на личном примере, как это следует делать.

- Вместе с тем после переезда в Литву Вы открыли факультет белорусистики. Почему?

- Да, этот факультет был действительно открыт в Вильнюсе именно потому, что постепенно возникло понимание необходимости обращения к проблемам белорусской культуры в контексте нашего включения в смысловой контекст европейской традиции. Как мне кажется, у нас сейчас сконцентрированы лучшие для решения этой задачи интеллектуальные ресурсы нашей страны. Это, разумеется, не означает, что мы отказываемся от обращения к проблемам, которые были сформулированы при создании нашего университета.

- В 2002 году Вы дали интервью "Советской Белоруссии", в котором журналист назвала "Европейский гуманитарный университет самым престижным из приватных учебных заведений Беларуси". Спустя несколько лет ЕГУ назвали "политпромывочным вузом". Почему, на ваш взгляд, такой контраст в оценках?

- Я никогда не был склонен переоценивать качество того, что мы делали во время нашего пребывания в Минске. Когда имеешь некоторое представление о том, каким является масштаб и размах исследований в гуманитарных дисциплинах в цивилизованных странах мира, сколь интенсивным должен быть тот интеллектуальный гумус, посредством которого обеспечивается существование общества в современном мире, любое ощущение удовлетворенности неминуемо исчезает. Да, подобного рода оценка давалась нашему университету в 2002 году. Я могу привести сходные высказывания и крайне авторитетных специалистов мира. Что произошло потом? По-видимому, были приняты принципиальные решения, на мой взгляд, губительные для настоящего и будущего нашей страны. Кому-то в воспаленном воображении показалось, что страну можно изолировать и сделать непроницаемой для "враждебных и тлетворных" идей Запада. В итоге, страна, которая, казалось бы, самой своей природой предназначена для того, чтобы быть пространством для коммуникации и диалога, а не просто перекачки нефти и газа, оказалась в состоянии конфронтации со всеми соседями. Блаженное состояние уверенности в своей собственной абсолютной правоте сопровождается таким "идеологическим обеспечением", которое способствует лишь еще большей дискредитации тех, кто уповает на убедительность своих "аргументов". Упомянутая статья яркий пример использования замшелых штампов, палитра которых несколько десятилетий назад широко использовалась идеологами строя, столь быстро развалившегося, несмотря на широко возвещаемую уверенность в своей правоте.

- Бытует мнение, что после переезда ЕГУ в Вильнюс в ваш вуз стала больше поступать оппозиционно настроенная молодежь. Согласны ли Вы с таким утверждением?

- Думаю, что нам следует признать естественной и нормальной определенную степень "оппозиционности" молодежи вообще. За поколением молодых должно быть признано естественное право формировать в себе способность по-иному смотреть на вещи и выстраивать жизнь в соответствии со своими принципами и идеалами. Это, разумеется, не означает отбрасывания и дискредитации предшествующей традиции. Процессы воспитания и образования всегда в определенной степени "консервативны", и в этом нет ничего предосудительного. Дело, однако, в том, что совершенно бесперспективно пытаться насильственно навязывать отжившие и не обладающие витальной энергией ценности прошлого.

Университет не является политической структурой. Мы определили с самого начала свою задачу как задачу создания и накопления столь необходимого для нашей страны интеллектуального потенциала. Не наша вина в том, что власти политизировали ситуацию вокруг ЕГУ и устроили скандал на весь мир. В то же время продолжающиеся гонения и репрессии против студентов в Беларуси не позволяют нам оставаться безучастными к судьбам тех, против кого совершаются эти акты беззакония.

- Белорусские чиновники считают, что советское образование было одним из лучших в мире. Поэтому, полагают они, его надо взять за основу при реформировании системы образования в Беларуси…

- Во-первых, там, где образование действительно качественно и успешно, оно никогда не контролируется чиновниками. Да, действительно, во времена Советского Союза был накоплен значительный опыт подготовки кадров в области естественных и технических наук. Но эти дисциплины были всегда интегрированы в то, что происходило в мировом профессиональном сообществе. На это затрачивались огромные ресурсы. Нечто прямо противоположное имело место в гуманитарной среде, которая в атмосфере идеологического противостояния превратилась в псевдознание и ритуальные заклинания. Немудрено, что она не смогла обеспечить выживание социальной системы, развалившейся в одночасье как карточный домик. Идеология, которая должна была, как утверждалось, победить во всем мире бесследно испарилась. Кстати, с активным участием тех же "идеологов", которые еще недавно обнаруживали "глубинные прозрения" в трудах уже подзабытых ныне Брежнева и Черненко, а затем с таким же энтузиазмом стали воспевать "ускорение", "перестройку", "демократизацию" и т. п. Можно ли возродить в сфере исследований и образования то, что так дискредитировало себя и в теории, и на практике?

Не следует забывать также и о том, что бывшая страна - СССР обладал существенно иными ресурсами и возможностями, по сравнению с любой ее бывшей частью - ныне независимым государством. Но даже если бы это стоило возрождать, то возможно ли это сделать в масштабах лишь республики, области или района? В последние десятилетия существования Советского Союза, несмотря на все идеологические ограничения, постепенно предпринимались усилия по интеграции гуманитарных дисциплин в мировое профессиональное сообщество. Но это происходило в структурах, сосредоточенных в соответствии с совершенно ненормальным сосредоточением интеллектуальных ресурсов в столице страны, некогда бывшей единым целым. Институт Европы, Институт США и Канады, Институт мировой литературы, Институт Востоковедения, Институт Азии и Африки… Все это осталось в другой стране. Мои коллеги, например, работавшие в те времена в Институте философии Академии наук СССР, - те, с кем мне приходилось активно сотрудничать, интенсивно занимались исследованиями новейших тенденций в современной философской мысли, постепенно преодолевая губительное для нас выпадение из всего того, чем жило профессиональное сообщество.

Предвижу вопросы, с которыми, порой, приходится сталкиваться. В отличие от математики, физики, биологии - видов знания, универсальных по своему содержанию, существуют история, литература, философия - дисциплины, которые имеют национальный колорит и выражают национальные особенности культуры. Это действительно так. Но где гарантия того, что, к примеру, то, что мы называем философией действительно является философией? Мы все, воспитанные на примитивных клише обличений Платона, Юма, Канта, Гуссерля и многих других выдающихся представителей философской традиции, вдруг разом сумеем сбросить с себя вериги и путы и станем философами?

Подводя итоги всему сказанному, необходимо отметить, что нельзя взять "за основу" то, что является фикцией.

- Как, на ваш взгляд, изменялась система образования в независимой Беларуси? Как изменился общий портрет белорусского студента?

- К большому сожалению, с момента возникновения Беларуси как независимой страны так и не удалось использовать время для формулирования стратегии развития науки и образования. До сих пор, к сожалению, не просматривается даже намека на понимание жизненной важности этой проблемы для выживания страны в этом непростом мире. Белорусское студенчество является заложником этой непроясненности. С одной стороны, студенты отдают себе отчет в важности и значимости высшего образования. В стране произошел всплеск интереса именно к тем дисциплинам, которые обеспечены профессиональными кадрами в наименьшей степени. Совершенно понятно, что нынешние студенты настроены более прагматично, но им придется в ближайшем будущем столкнуться с неизбежными трудностями применения тех полученных "знаний", подлинная ценность которых крайне невелика.

- Сегодня много говорится о реформировании высшей школы Беларуси. Что сегодня происходит с высшей школой Беларуси? Приверженцем каких преобразований вы являетесь?

- Как это часто бывает, в многоговорении утрачивается суть того, о чем идет речь. Попытки так называемого реформирования напоминают, скорее, блуждание в потемках и ничем хорошим это не кончится. Современная высшая школа должна предельно чутко реагировать на беспрецедентно драматические трансформации, происходящие в современном мире. Для этого необходимы радикальные преобразования, которые, конечно, не предполагают ни разрушения существующего, ни бездумных подражаний. Нужна глубоко продуманная стратегия с учетом всех стратегических приоритетов страны.

- Одно из "ноу-хау" Минобразования - это проведение профессионально-психологического собеседования по некоторым специальностям. Ваше отношение к подобным процессам?

- Это "ноу-хау" является воспроизведением некогда уже вводившихся, но дискредитировавших себя методов идеологического контроля. В их основе лежит априорное недоверие по отношению к подрастающему поколению.

- Много копий сломано по поводу Болонского процесса в образовании. Беларусь пока не входит в союз 46 "болонских" государств. В качестве ориентировочной даты, к которой Беларуси следует включиться в Болонский процесс, был назван 2010 год. Насколько реальна эта дата?

- Шараханий по поводу Болонского процесса в Беларуси было много. Никакие декларируемые даты "включения" в Болонский процесс не будут иметь никакого успеха до тех пор, пока не будет отчетливо пониматься смысл тех неизбежных и, следует признать, достаточно болезненных для высшей школы трансформаций, которые набирают силу в современном мире. Можно оперировать любыми годами включения в этот процесс, но ему должно предшествовать адекватное понимание того, для чего это делается. Пока же этого нет.

- Не могу не спросить о вашем отношении к интернету. На Ваш взгляд, каким образом он повлиял на развитие обучения, получение образования?

- Всегда опасно пытаться судить о том, о чем, к сожалению, имеешь достаточно смутное представление. Это технологии будущего, за которыми мне уже, увы, не угнаться. Насколько я себе представляю, пока интернет не в полной мере раскрыл свои потенции в сфере образования. Они неисчерпаемы, хотя, как всегда, не могут заменить живого общения с преподавателем. Интернет позволяет обеспечить невиданный до сих пор доступ к информационным ресурсам и обладает потенциальными возможностями по-иному фиксируемого взаимодействия между преподавателем и студентом.

- Вам довелось побывать в разных университетах мира. Какой из них произвел на вас наибольшее впечатление? Почему?

- Несмотря на то, что современные университеты все больше превращаются в своего рода "производства" по подготовке кадров, каждый университет должен стремиться к тому, чтобы хранить свой собственный дух, особый профиль и качество своих программ и курсов, ради которых в такой университет можно стремиться. Таких университетов немного, но мне посчастливилось быть определенное время связанным с университетом в г. Фрайбург (Германия), в котором ощущается и хранится богатейшая традиция немецкой культуры. Около 20 лет назад я непродолжительное время находился в университете г. Гейдельберг, где познакомился с выдающимся мыслителем 20 века Х.-Г. Гадамером и другими известными философами Германии. Последний раз я с ним встретился в 1999 году. Незадолго до этого он отметил свой 99-й год рождения, но его ум не утратил ни в малейшей степени своего интеллектуального обаяния. Около полугода пришлось провести и в Гарвардском университете, но это целая империя, о которой трудно составить целостное впечатление.

- Какой из своих научных работ вы особенно гордитесь?

- Так уж получилось, что мое профессиональное становление происходило в условиях, далеких от благоприятных. Слишком большие усилия пришлось прилагать для наверстывания упущенного и подготовке к серьезной работе. Потрясением и шоком оказалось написание и защита диссертации на немецком языке в Иене. Разумеется, чудес не бывает, и работа отразила мою неспособность справиться с темой, которая и по сей день остается недостаточно осмысленной на постсоветском пространстве. Был рад тому, что мне пришлось быть причастным к осмыслению проблематики герменевтики, обнаруживающей необычайно продуктивные горизонты гуманитарного знания. Не знаю, реально ли об этом говорить, но хотелось бы еще написать такую работу, которой можно было бы по-настоящему гордиться, В противном случае придется утешать себя высказыванием Витгенштейна о том, что главным произведением философа является его жизнь.

- После переезда ЕГУ вы стали редким гостем в Беларуси. Последний раз были в Минске в 2004 году. Почему? Как в связи с этим себя ощущаете? Много ли с кем поддерживаете отношения?

- Да, после переезда ЕГУ в Литву мне не пришлось бывать в Беларуси. Не могу сказать, что это переживается легко. Но в свое время мне дали знать, что борьба идет не только против ЕГУ, но и против меня лично. Не знаю, чем заслужил такое пристальное внимание. В политической жизни не принимал участия. Считаю, что это не близкая для меня сфера деятельности. Был наивно (как это обнаружилось позднее) уверен в том, что созданием университета делал нужное для страны дело. Но рассудили иначе и университет закрыли. У меня было достаточное количество предложений, однако продолжение дела ЕГУ перевесило все остальные. Рад тому, что многие из тех, с кем поддерживал профессиональные и дружеские контакты, не забывают обо мне и до сих пор.