Алесь Михалевич. Оперативный псевдоним «Гаврила»

Ещё один человек заявил, что его пытками заставили стать тайным сотрудником КГБ.

Это Сергей Павлюкевич, руководитель одной из наибольших белорусских групп в социальной сети «Вконтакте». Спасибо Сергею за смелость, она напомнила мне про необходимость опубликовать статью, написанную несколько месяцев назад, когда я дал видео-интервью с несколькими заявлениями.

Я прошу прощения за опоздавшую публикацию. Задержка возникла из-за различий во мнении с моими коллегами, а также из-за другого рода занятости, о которой сейчас не время говорить. В скором будущем я постараюсь записать материалы, которые отражают сегодняшнюю позицию и состояние вещей. Но лучше поздно, чем никогда, и надеюсь, что уже потихоньку покрывающийся пылью материал у вас не вызовет дискомфорта.

Когда записывалось видео, опубликованное КГБ, естественно, я находится в очень серьёзном психологическом состоянии. Перед этим мне просто выламывали руки с требованием, чтобы я начал встречаться с этими людьми, потому что изначально я не хотел и не собирался встречаться или разговаривать c ними.

Я догадывался, что, скорее всего, ведётся звукозапись этих бесед. Но не знал, что ведётся видеозапись. Естественно, меня никто об этом не предупредил, но сейчас это не имеет никакого значения.

У меня было много встреч с человеком, которого вы видите боком на кадре. По моему мнению, это руководитель белорусской контрразведки. Во время этих встреч задавалось очень много вопросов, самые неприятные и компрометирующие из которых вы уже услышали в ролике КГБ. Другие вопросы были, в основном, про иностранцев – тех, которые работают в Беларуси.

Из неозвученных вопросов было несколько, публикация которых мне была бы неприятна, и о которых я хочу рассказать сам. Например, этот человек задал мне вопрос «Кто мог финансировать кампанию Ярослава Романчука?» Я отказался отвечать на этот вопрос, на что мне было сказано, что этим интересуется лично руководитель КГБ. Тогда я ответил, что знаю несколько фондов, которые поддерживают либеральные идеи, и возможно, именно они могли поддержать кампанию Ярослава Романчука.

Ещё несколько вопросов и разговоров касались Николая Статкевича, Андрея Санникова и других кандидатов. Я честно ответил, что не хочу и не хотел до выборов иметь ничего общего с этими людьми, потому что не был согласен с их стилем ведения избирательной кампании.

Тем не менее, я хочу, чтобы и Санников, и Статкевич, и другие кандидаты знали, что я с глубоким уважением отношусь к ним, а также к каждому кандидату в президенты, и считаю, что каждый из этих людей, которые организовывали события на площади – другими словами, каждый, кто организовывал мирные демонстрации протеста — имел на это конституционное право. Это то, что записано в моих официальных протоколах допросов КГБ: что это наше конституционное право протестовать, выходить на площадь и высказывать протест мирными методами.

Я уверен, что никого не оговорил. Мои показания не были предоставлены ни на одном судебном процессе, потому что в показаниях, которые из меня выколачивали, я не обвинил и не оговорил ни одного человека, ни про кого не сказал ничего плохого.

Вы видели, что во время заснятых разговоров я был в разных свитерах, снят с разных ракурсов. Этих разговоров было очень много. У меня интересовались про сотрудников иностранных посольств, в частности, польского, немецкого и литовского. Меня спрашивали про тех людей, которых я знаю, и изъяли более 40 визитных карточек иностранцев. У меня спрашивали, где и при каких обстоятельствах я с ними познакомился. Ни про одного из них я не сказал ничего плохого.

Во время допросов на детекторе лжи у меня спрашивали о том, может ли конкретный служащий посольства являться сотрудником иностранной разведки. Про всех из них я сказал, что потенциально они могут являться сотрудниками, и что я не могу этого исключать. Ни про одного человека я не знаю точно, что он является сотрудником спецслужб, поскольку такой информации у меня не было.

Я уверен, что в результате допроса на детекторе лжи, в том числе, у сотрудников КГБ сформировалось мнение обо мне, как о человеке честном, который не является агентом иностранной разведки и на которого внешнее финансирование не оказывало воздействия; что в процессе предвыборной кампании я принимал решения исключительно исходя из их целесообразности, а также из своего видения того, что необходимо для Республики Беларусь.

Несмотря на вышесказанное, мне было поставлено условие прямым текстом. Мне было предложено, что я могу быть освобождён только исключительно в случае, если я стану тайным агентом.

Меня часто спрашивают про то, что было в той бумаге, которую я подписал. Текст этой бумаги был приблизительно следующим:

«Я, Михалевич Алексей Анатольевич, признаю, что меня иностранные граждане использовали «в тёмную» для совершения антигосударственных дел против Республики Беларусь и высказываю добровольное желание содействовать органам контрразведки Комитета Государственной Безопасности Республики Беларусь, принимая оперативный псевдоним «Гаврила»».

Мне это дали в виде половины страницы рукописного текста. Я переписал это своей рукой. Текст был составлен в единственном экземпляре. Естественно, никаких копий этого текста мне никто не оставлял. Журналисты писали, что я порвал текст договора. Никакого текста я не рвал – я разорвал сам договор, его действие. Этот текст был получен под физическим воздействием, под воздействием издевательств, пыток, которые относительно меня проводились.

Что касается моего письма президенту, это письмо появилось 10 января, спустя двадцать дней после моего задержания. Оно появилось в последний день моего нахождения в тюрьме на улице Володарского (СИЗО №1 МВД). И кроме содержимого, которое было опубликовано прокуратурой, там содержался ещё один абзац, который, на мой взгляд, должен был компрометировать меня ещё больше. Но органы государственной безопасности решили этот абзац изъять из текста. Сейчас мы постараемся проанализировать, почему. Там был приблизительно такой текст:

«Я решил выдвигаться в кандидаты не для того, чтобы стать президентом, а для того, чтобы показать вам и белорусскому обществу те проблемы, которые многие нижестоящие руководители от Вас скрывают».

Этот абзац должен был меня компрометировать ещё больше чем то, что в итоге было обнародовано КГБ. Но его решили спрятать – почему? Вероятно, потому что эти люди восприняли этот абзац на свой счёт, и, возможно, потому, что они также скрывают определённые вещи от президента Лукашенко.

У меня где-то сохранилась копия моего текста президенту. При возможности, я опубликую полный и точный текст этого письма. Абсурдно, что меня пытаются компрометировать фактом того, что я написал заявление на имя президента, в котором, кстати, не было просьбы о помиловании. Я просил президента, как гаранта конституции, взять под личный контроль моё дело.

Тем более, попытки компрометации ироничны в виду того, что во время избирательной кампании меня многие называли кандидатом власти, обвиняли в том, что я хвалю власть, говорю о Лукашенко позитивно, что он сделал много всего хорошего.

Я считаю, что сделал ошибку, не опубликовав это письмо в прессе сразу после своего заявления, а также что не рассказал про допросы в КГБ. Конечно, я сказал отдельные вещи, но не рассказал про вопросы и формулировки, опубликованные КГБ в том видео, которое было показано по белорусскому телевидению.

Я обращаюсь к другим людям, которые находятся в похожей с моей ситуации: давайте не бояться открыто заявлять, открыто говорить про все подробности. Потому что единственное, чего боится сегодняшняя белорусская власть, единственное, чего боится КГБ, — это публичности, открытости, того, что мы не собираемся играть по их правилам, того, что мы можем и готовы заявлять про всё то, что было, и мы этого не боимся; мы готовы про это говорить, и уверен, что если будем об этом говорить открыто — никто не сможет против нас использовать такие факты.

Алесь Михалевич, «Белорусские новости»