Вернуться домой
2- Ирина Халип
- 26.12.2025, 14:59
- 5,710
Фото: «Наша Ніва»
Мой человек года — выдворенный политзек.
Пять лет назад в такой же декабрьский день в конце года я писала: «Хочешь увидеть человека года – посмотри в зеркало». Человеком года, несомненно, был белорус, который вышел в августе на протесты и не сдался. Спустя год это был политзаключенный, потом – белорусский доброволец, защищающий Украину. В этом году я назвала бы человеком года бывшего политзаключенного – того самого, якобы помилованного, а в действительности просто выброшенного из собственной страны.
Я общаюсь со многими бывшими политзеками, оставшимися в Беларуси. Им было очень трудно, отсидев свои четыре-пять лет, выйти не на свободу, а в оккупированную страну, где не осталось ни следа на асфальте от тех бело-красных рисунков. У них надзор или учет, у них запрет на выезд, к ним приходят по ночам, их контролируют. Некоторые уже успели отсидеть несколько раз после выхода на «сутках», потому что милиционеры в уголовно-исполнительной инспекции во время очередной «отметки» могут потребовать телефон и тут же отправить с протоколом на Окрестина. Студенты, отчисленные за протесты и отсидевшие, больше не могут учиться. Профессионалы высокого класса устраиваются едва ли не грузчиками, потому что иначе снова могут сесть в тюрьму. И тем не менее все они в один голос говорят: «Какое счастье, что мой срок закончился на месяц раньше, чем выдворили очередную партию политзаключенных! Если бы я не вышел раньше, то мог бы оказаться среди них». Они счастливы, что дома, с близкими, даже при всех правоограничениях и невозможности говорить громко.
Наталья Дулина, которой оставалось полгода до освобождения, мечтала вернуться домой, обнять маму и сесть на диван с любимыми котами. Вместо этого она оказалась в шелтере в Вильнюсе. Лариса Щирякова, которую не отпустили из тюрьмы на похороны мамы, ждала освобождения, чтобы прийти наконец на могилу, проститься и поплакать вдосталь. Ларисе оставалось сидеть меньше трех месяцев. Она, гомельчанка, представляла себе, как из колонии прямо пешком пойдет домой, а потом на кладбище к маме. Вместо этого – автобус, граница, Литва, и до родного Гомеля уже больше полутысячи километров, так что пешком не дойти.
Максим Винярский, которому оставался месяц с небольшим срока, до последнего вместе с Николаем Статкевичем пытался вернуться в Беларусь с нейтральной полосы, но в итоге все равно оказался в Литве – без паспорта, без денег, без вещей, с однократной 15-дневной литовской визой на отдельной бумажке и со споротой с робы желтой биркой экстремиста. Вот и все имущество. Точно с таким же скарбом выдворили еще несколько десятков политзаключенных. Все они, засыпая вечером в колонии или в тюрьме, представляли себе возвращение домой.
Мечтали, как обнимут родных, как выйдут на балкон и увидят такой знакомый пейзаж, который, пусть в сущности и уродлив, все-таки удивительно прекрасен. Воображали себе чашку кофе, звонок друзьям, мокрые листья в парке по соседству, веселое удивление соседей и бесконечные разговоры без окриков. Вместо этого – ночь в СИЗО или мешок на голове, наручники, тонированные микроавтобусы и в конце «вон там Литва, убирайтесь».
Или вообще – сначала Украина, потом Польша, потом Литва. Чем дольше дорога, тем сильнее неопределенность и страх перед будущим. Елена Гнаук, София Бачуринская, Наталья Малец были в той долгой дороге. Если юные политзеки с достаточной легкостью смогут выучить новый язык и устроиться на работу в чужой стране, то с пенсионерами история совершенно другая. Бачуринской 70, Гнаук 68, Малец 65. Кто им будет платить пенсии? Правильно, никто. Они работали и зарабатывали пенсию в своей стране, которая сначала упрятала их за решетку, а потом попросту выбросила.
И тем не менее все они, вывезенные летом, осенью, зимой из Беларуси, сейчас где-то в съемных квартирах, в чужих домах, в незнакомых городах будут смотреть на елочные огни, на фонари и искрящиеся бенгальские огни и думать о том, что следующий год точно будет лучше. Они будут чистить мандарины, пить шампанское и смеяться, потому что на слезы больше нет сил.
Они снова будут мечтать о том, как по заснеженной дорожке войдут к себе во двор. Откроют дверь подъезда или калитку. Звякнут ключами – на том, что от верхнего замка, непременно дефект, щербинка, - и вставят их в замочную скважину. И вдохнут запах дома. Неважно, бросятся навстречу родные или повеет пылью нежилого, заброшенного, забытого. Это будет дом. Точка притяжения. Остановка в пути. Любой путь из дома – проще, когда можно вернуться.
Так что желаю в этот Новый год им всем, да и нам с вами, одного: возвращения.
Ирина Халип, специально для Charter97.org