Сволочи ответят

Памяти Шуры и всех остальных.

На днях в Полоцке умер Александр Палынский. Шура Палынский – это мое поколение журфаковцев: мы вместе пели рок-песни под гитару, сидели допоздна в чьей-то комнате общаги на Октябрьской большой компанией, разговаривали цитатами из митьковского творчества и верили, будто впереди жизнь настолько прекрасная, что даже представить себе невозможно.

Шура умер, а его жена Тина Палынская уже пять месяцев сидит в СИЗО Витебска. Ее старшая дочь Маргарита – там же. Не знаю, скажут ли Тине о смерти мужа. Раньше не только говорили, но и отвозили под конвоем попрощаться. Пусть в наручниках, но посидеть 10 минут у гроба было можно. Сейчас уже никому не дают такой возможности – проститься с родным человеком. А может, уже и не сообщают о смерти.

Шура Палынский был хорошим журналистом, а потом – хорошим поэтом. Он жил в Полоцке с Тиной и ее дочками. Тина Палынская, уйдя из журналистики, нашла себя в архивах. Она составляла семейные книги.

Но не просто выискивала в архивах записи о рождениях, браках, смертях – она ехала в город или деревню, откуда родом заказчик книги, расспрашивала старожилов, записывала рассказы. Это было не генеалогическое древо – это всегда была история, живая и яркая, с образами и воспоминаниями.

Тине было важно, чтобы в этой истории были детали – например, цвет сарафана бабушки, в котором она гнала ухажеров с крыльца. А еще Тина могла просто помочь найти следы семьи, жившей когда-то в Беларуси. Я знаю многих людей, которым Тина помогала их найти и восстанавливала разорванные когда-то семейные связи.

Благородное дело, а главное – никакой связи с современностью. Архивы. Церковные книги. Пыль веков.

В мае Тину арестовали вместе со старшей дочерью Маргаритой, студенткой истфака БГУ. Младшую дочь забрал ее отец. Сын Палынского Игорь, музыкант и создатель группы Sumarok, в эмиграции. Был у Шуры Палынского дом – и не стало. Была семья – и не стало. А теперь и Шуры не стало.

Я часто думаю вот о чем. Мы привыкли считать убитыми режимом тех, кто умер в тюрьме. Витольд Ашурок, Николай Климович, Игорь Ледник, Алесь Пушкин и другие наши герои – вы все знаете эти имена. Но почему мы не относим к убитым режимом тех, кто не дождался своих родных из-за решетки? Тех, у кого сердце не выдержало? Тех, у кого не осталось сил жить, читая каждый день о пытках в колониях и тюрьмах? Они точно так же хладнокровно убиты. И не только Палынский.

Вспомните Игоря Афнагеля, энциклопедиста и марафонца. Дистанциями, которые он пробежал, можно было четыре раза обернуть экватор. Он был здоровым сильным человеком, но после ареста сына Евгения умер через несколько месяцев.

Вспомните Виктора Статкевича, который жил ожиданием встречи с сыном много лет, во время всех сроков Николая. Держался, знал, что нужно дождаться. Виктор Статкевич умер весной прошлого года, спустя год после того, как от Николая перестали приходить письма.

Вспомните маму Ларисы Щиряковой, которая умерла спустя полгода после ареста дочери. Ларису не только не отвезли попрощаться с мамой, но даже на могилу не дали возможности пойти – вывезли в Литву после трех лет заключения. А ей, гомельчанке, из колонии до кладбища пешком дойти можно было. Но родной город Лариса увидела только мельком, в окно машины, когда ее увозили на белорусско-литовскую границу. А мамину могилу вообще не увидела.

Евгений Афнагель тоже не смог пойти на кладбище – его точно так же вывезли из страны. Не говоря уже о Николае Статкевиче.

Так вот, могли ли все эти люди – мама Ларисы, папы Евгения и Николая, муж Тины и многие другие – продолжать жить, если бы их родных не упрятали в тюрьмы? Несомненно, могли бы. Значит, они такие же убитые режимом, как Пушкин и Ашурок. И счет жертв нужно вести с учетом и этих потерь.

Когда-то давно Алесь Беляцкий объяснял мне, что репрессированный – это вовсе не обязательно отсидевший. Алесь говорил: если, допустим, человек не мог найти работу из-за своей гражданской позиции и по этой причине не наработал нужный стаж и не получил пенсию, - он тоже репрессированный.

Так вот, такой же подход нужен и по отношению к особо тяжким преступлениям режима. Убитый – это не только тот, кто корчился на тюремном полу в свои последние минуты без медицинской помощи, но и тот, кто не смог пережить арест и приговор близкого человека, кто не выдержал, не дожил, не дождался.

За них сволочам тоже придется ответить.

Ирина Халип, специально для Charter97.org

Вы можете поддержать сайт Charter97.org следующим образом:

РАСЧЕТНЫЙ МУЛЬТИВАЛЮТНЫЙ СЧЕТ ДЛЯ ПОЖЕРТВОВАНИЙ:

Название банка: Bank Millennium S.A.
Адрес: ul. Stanislawa Zaryna, 2A, 02-593, Warszawa
IBAN: PL97116022020000000216711123
SWIFT: BIGBPLPW
Название владельца счета: Fundacja “KARTA ‘97”
Назначение платежа: Darowizna na cele statutowe

Связаться с нами можно по адресу [email protected]