29 марта 2024, пятница, 13:34
Поддержите
сайт
Сим сим,
Хартия 97!
Рубрики

Блогер Артем Шапоров: Мы по-любому «съедим» Лукашенко

21
Блогер Артем Шапоров: Мы по-любому «съедим» Лукашенко
Артем Шапоров

У нас реально крутой народ.

Самым популярным политическим белорусским каналом, если говорить о количестве просмотров в YouTube в прошлом месяце, стала «Реальная Беларусь». Именно ее видео интернет-пользователи посмотрели более одиннадцати миллионов раз. Мы поговорили с основателем «Реальной Беларуси» Артемом Шапоровым о ситуации в Беларуси, его личной встрече с Александром Лукашенко, телефонном звонке к нему Светланы Алексиевич и сотрудничестве с Сергеем Тихановским. Кстати, это первое большое интервью, которое Артем дал СМИ, и первым стал проект сайта Charter97.org Studio Х97. Ведущий — Евгений Климакин.

Подписывайтесь на Youtube канал «Хартии-97» - charter97video. Поделитесь видео с друзьями. Ставьте лайки и пишите комментарии.

— Артем, как сделать одиннадцать миллионов просмотров в месяц?

— Просто работать.

— Но все просто работают.

— Нет, надо усердно работать и идти к цели. Моя цель — донести белорусам информацию. Я этим занимаюсь. Это то, что я могу делать сейчас и здесь. Многие пишут: «Когда ты спишь?» Я сплю очень мало и постоянно работаю. Вот чтобы сделать — нужно быть честным и работать.

— Слушай, такой сладкий старт у нас получился, такой правильный. Я разбавлю немножко эту историю. Накануне нашего интервью разговаривал я с несколькими белорусскими журналистами и спрашивал у них: «Вы смотрите «Реальную Беларусь?» Ну, и многие мне так: «Ну это же непрофессионально, это аматорство».

— Я сам как потребитель информации, обычный человек, строитель, обычный парень, который смотрит YouTube, телевизор какой-то, с учетом того, что я собираю там информацию — скажу, что меня пластмассовая журналистика достала. То есть, вот эти вот правила — играть по правилам с человеком, который не играет по правилам. Но это бессмысленно. И многие вещи, которые не дописывают профессиональные журналисты, в связи с журналистской этикой, допустим, то по мне это не совсем правильно. Ну, и не мне же их критиковать. Кто я такой?

Я делаю свое дело и занимаюсь своим делом. Люди смотрят канал «Реальная Беларусь», потому что я там просто говорю о простых вещах и о сложных, но я говорю просто — так, как это вижу я.

— Больше всего у тебя просмотров было за прошлый месяц. Ты мне сказал, что думаешь, что и в этом месяце тоже, в июле все будет у тебя хорошо. Кого ты оставил позади?

— Белсат, Тутбай. Ну это из мастодонтов. На самом деле, чтобы было правильное понимание, я не стремился обогнать ни Тутбай, ни Белсат. Моя была задача — заглушить лукашенковскую говно-пропаганду. Это самая основная идея. То есть мы должны все вместе говорить больше правды, чем нам лгут по телевизору. Это самая главная задача, а то, что я обошел Белсат, Тутбай — это хорошо, потому что это показывает непосредственно усердность моей работы и то, что людям интересно то, о чем я рассказываю и как я это рассказываю. Это только показатель того, что я все делаю правильно. Вот только так. Я, кстати, когда стал первым — сразу же отрекламировал все независимые СМИ, включая Тутбай и Белсат.

— Признайся, ты накручиваешь немного просмотры, рекламу даешь?

— Ни одного, никогда, вообще никогда.

— То есть, это все органика?

— Ни одного накрученного просмотра, ни одного накрученного подписчика, кроме подписки моей жены с ее телефона. Но она тоже зритель, она тоже смотрит мои ролики каждый день с утра в обязательном порядке. Потому что никто не знает, что я сделал. Я сам снимаю, сам монтирую. И тексты я не пишу, все, что видят люди на экране — это без текста. Все, что я говорю — это…

— … экспромт, импровизация.

— Да, безусловно. И я не собираюсь писать тексты. Важный момент в том, что я делаю — я делаю то, что внутри меня и говорю то, что внутри, то, что я думаю. Это тоже очень важно, для меня, по крайней мере, лично.

— Тебе 31 год?

— 32.

— Родился в Гомеле?

— В Гомеле.

— По образованию?

— Повар-пекарь.

— А почему повар-пекарь? Почему выбрал это?

— Люблю готовить. Я ездил в Италию и женщина, которая меня приглашала, была поваром, который готовил высшим лицам Евросоюза. И я смотрел, как там проходят эти процессы. Это не работа. Это искусство. Я очень сильно хотел повторить это, но когда пришел на белорусскую кухню — я ужаснулся. И учиться когда пришел — ужаснулся, чему там учат.

— А как ты в Италию попал? Чего ты вдруг поехал туда?

— Я сирота. Учился в интернете и по программе меня отправили в Италию.

— И сколько ты там находился?

— Два месяца мы там отдыхали в каком-то небольшом санатории. Нам выделили дом, в котором мы жили. И люди приезжали, волонтеры. Вот готовить она приезжала. Я приходил к ней и все время смотрел, как она готовит. То, что готовят в Европе, именно в хороших семейных ресторанах — это искусство. То, что делается у нас — это производство. Работать поваром в Беларуси нереально. От зарплат до условий — это жесть.

— А где ты работал?

— В «Плазе» работал. На «Злине» работал. Мне этого хватило. В «Плазе» было круто на начальных этапах. А на «Злине» — это была жесть. Фарш падает на пол, его шкрепком подымают и на поднос. А потом работягам это все скармливают, за деньги, естественно. Это реальность.

— Ты работал на хлебозаводе?

— Пекарем работал, да.

— И как там?

— Мне понравилась печь хлеб, но там тоже хватало своей жести.

— Ты бросил это дело быстро, да?

— Да, я три месяца поработал и ушел. На заводе сложно работать.

— И начались стройки?

— В стройку пошел, да. Там более свободная работа. Ты предоставлен сам себе. Тебе платят за то, что ты сделал. То есть, ты знаешь, что если ты сделал столько — то столько ты и получишь. И мне это понравилось. Потому что на заводе пашешь-пашешь, как лошадь. К тебе относятся как к никому. И зарплата такая же — никакая.

— Ты сначала работала разнорабочим просто? Там донести, подать.

— Конечно. Я подсобником работал, мусор выносил, готовил. Когда уезжал на заработки. я там подготавливал. Готовлю, убираю, то есть зачищаю что-то, мелочи. Но я понимал, что это не перспективно. Есть литература. И я начал читать книги. А в книгах много чего написано и я начал учиться технологиям. Потом я их применял, потому что классно, когда разнорабочий, которому платить можно мало…

— Книги, касающиеся строительства?

— Безусловно. Молодой специалист, молодой прораб и так далее. И когда ты идешь и делаешь работу профессионала, но за зарплату подсобника — всем это очень нравилось. И мне давали возможность штукатурить, шпаклевать, выстраивать опалубку, замерять фундаменты. Я набирался скилла и потом мог заявить о том, что я могу эту или ту работу делать самостоятельно. Зарплата поднялась.

— Преследования неправительственных организаций. Разгромы в редакциях разных независимых средств массовой информации. Чего дальше нам ждать от режима?

— Режим защищает информационное поле и готовится к конституционной реформе.

Он сейчас защищает поле. Хочет повторить что-то, что было в 2010 году. Когда были массовые репрессии независимых СМИ. Когда уничтожали свободу слова и пугали народ. Обратил внимание, что в последнее время часто, с 9 числа, показывают людей, которые извиняются перед ГУБОПиК? Это методы террористов. На самом деле так запугивали террористы людей. И то же самое делает эта незаконная власть. Их задача — провернуть их политические игрища так, чтобы народный гнев, который сейчас во всей стране, и он только накаляется, не вышел на улицы. Это очень важно. Для них это максимально важно, чтобы не остановились предприятия и люди не оказались на улице.

— Окей. Время каких действий сейчас? Если мы говорим о белорусах, о гражданском обществе.

— Я говорил об этом практически в каждом ролике: забастовки, требования санкций.

Санкций много не бывает. Нам нужно уничтожить лукашенковскую систему. Напрочь уничтожить всю систему. Поэтому санкции, забастовки, ну и протесты, насколько это возможно сейчас. Сейчас партизанщина — это самый лучший вариант. Чтобы не оказаться в тюрьме у этих бандитов — делать так, чтобы тебя не поймали. Вывешивать флаги, клеить наклейки, писать что-то на столбах, обозначаться.

Важно обозначаться, чтобы белорусы видели, что мы не согласны с этим режимом и мы не спрятались снова, как диктатор говорит, под плинтус. Мы здесь. И нужно это делать постоянно. Они нас пытаются убедить в том, что нас меньшинство. При том что нас подавляющее большинство. Они пытаются убедить нас, что мы какие-то маргиналы, что мы какие-то бандиты, террористы, хотя мы никого не убиваем, никого не пытаем, никого не насилуем — этим занимается незаконная власть. Но они умудряются под этот фон говорить о том, что «мы за мир во всем мире», притом бьют женщину дубинкой и кричат: «Мы за мирную Беларусь». Это лицемеры.

Поэтому наша задача — забастовка! Остановить все предприятия страны, чтобы диктатор не получил ни копейки денег от белорусского народа. Санкции! Потому что он, в принципе, не имеет права ни с кем торговать, потому что незаконный президент этой страны. Он лицемер и человек, который захватил власть. Он не вправе продавать ни наш лес, ни природные ресурсы, ни с кем контактировать.

Наши диаспоры должны доносить до своих стран, в которых они живут, властям, что это бандит, террорист и ним сотрудничать нельзя. Потому что вы спонсируете избиения и изнасилования простых людей.

Наши действия просты: санкции, забастовки и протесты, насколько это возможно сейчас.

— Отсидеться получится?

— Это глупо. Многие думали, даже кампания «Говори правду» - это те, которые пишут бумажки лукашистам о том, что что-то сделано неправильно, они не зовут людей на улицы. К ним пришли. Они открыто всегда заявляли, их за это критиковали, что «мы против улицы» и так далее, и так далее. К ним пришли. Приходят ко всем. Вопрос только когда? Сегодня или завтра.

Никто не отсидится. И самое страшное, это очень важный момент, что даже те, кто сейчас на стороне Лукашенко, придет время, что и к ним придут. Они будут менять их жизни. Если диктатор победит, то гитлеровская система вдохнет новую жизнь, и это факт. Потому что управлять народом, который тебя ненавидит, без репрессий и унижений невозможно. Поэтому эти репрессии будут только нагнетаться. Каждое его действие будет приводить к тому, что нужно уничтожить слово, убить слово, запугать, чтобы люди ни в коем случае не вышли из дома. А они, как мы знаем, часто принимают разные решения. Поэтому новое решение — новые репрессии. Если они будут принимать решения по предприятиям, то они будут уничтожать обычных ребят, которые работают, чтобы они ни в коем случае голову не подняли. По ипэшникам — будут уничтожать ипэшников. Будут приходить и устраивать террор, просто внаглую. И все. И если каждая группа будет сидеть думать «ну это же не меня трогают, я не буду, я помолчу» - завтра к ним придут.

— Чего репрессивный аппарат боится больше всего?

— Народного гнева, объединения. Они боятся, что мы объединимся и скажем ему: «Хватит!» Нас большинство. Нас большинство, и мы решаем. Это наша страна. Это не их страна. Кто они? Они — обслуживающий персонал по факту. Они нас обслуживать должны, а не руководить нами. Мы им не давали права руководить белорусским народом. Мы сами в состоянии для себя решить что-то. Поэтому они боятся объединения белорусского народа.

— Ты лично сейчас в каком расположении духа? Потому что многие после прошлого года разочарованы, что не удалось победить, дожать режим. Ты вот как?

— Я верю в нашу победу. У нас нет другого выхода. Многие мои друзья сидят в тюрьмах. Многие белорусы сидят в тюрьмах. У нас нет сейчас времени опускать руки и о чем-то жалеть. Были допущены определенные ошибки из-за неопытности. Мы знаем какие. Делаем работу над ошибками. И продолжаем бороться с этой властью.

Мы знаем точно, что нас большинство, без сомнений. Раньше можно было говорить, что оппозиция — это какая-то кучка маргиналов. Потому что мы не знали сколько их на самом деле, сколько нас на самом деле. Сейчас мы точно знаем, что нас большинство. Мы прекрасно знаем, что Лукашенко проиграл выборы и он нелегитимен. Власть - это мы. И закон на нашей стране. Он незаконный человек, который в общем-то силой забрал у нас страну. Поэтому правда за нами, как бы оно ни было. И только нам принимать решение куда нам идти. Поэтому бороться, бороться до победного конца, и мы обязательно победим.

— Ты сказал, что ты один делаешь все на своем канале. Я и на телевидении был, с этой средой много лет связано. У тебя есть видео, я понимаю, что там где ты себя одним планом снимаешь — это можешь сделать одному, нажать «плэй» и так далее. Я видел тоже разные твои интервью, где точно есть операторская работа. Не совсем ты один работаешь. Сколько человек в «Реальной Беларуси»?

— Нет. В этом месяце я работал полностью, 100 процентов, один. А до этого у нас была команда, для которой мы пытались найти финансирование. Потому что был оператор, он был дизайнер, был ведущий. То есть было много людей, которые готовы были работать на канале. И какое-то время мы работали, показывая результат, что вот мы можем — помогите нам кто-нибудь, профинансируйте, потому что людям жить надо за что-то.

Я параллельно еще и работаю, то есть помимо того, что я снимаю, я еще и работаю.

— Ты помимо того, что делаешь «Реальную Беларусь» у тебя есть еще одна работа?

— Я еще работаю.

— А чем ты занимаешься?

— Монтажом. На заказ. И она помогает мне в общем-то держаться на плаву, устойчиво, нормально. То есть я уверен в завтрашним дне, скажем так. Но я не мог эти деньги отдавать людям, потому что никому бы не хватало. А люди не могли и тут, и там, сложно. Я человек на опыте — я знаю, что мне нужно, как мне нужно сделать, как распределить график, во сколько лечь спать, во сколько проснуться. У меня есть определенный алгоритм этих действий. Вот и мы попытались найти деньги, как говорят, «знаменитые гранты» и ничего не нашли.

— Ты вообще без грантов? Режим очень любит же называть грантоедами всех блогеров, СМИ.

— 100 процентов. Я могу за это полностью отвечать. Я написал заявку на грант. Я, если честно, не разбираюсь в этом. Поэтому писал человек, который хоть более-менее понимает в этом. Мы его попросили — он написал и ничего нам не дали. Не дали, потому что команды нет.

— Сегодня «Реальная Беларусь» — это один человек, ты.

— Да.

— Рекламодатели обращаются к тебе с предложениями?

— Первое, я сейчас не готов продавать рекламу, не потому что я тут какой-то белый и пушистый, я в общем-то пока не готов продавать рекламу, у меня есть другие цели. Вот количество как раз таки, работа — моя цель. Я сейчас работаю на победу - и это цель. А я не ищу их. Предлагали, я не буду называть, в общем, конторы игровых клубов или как они правильно называются.

— Букмекерские конторы.

— Да. Они предлагают большие деньги. И они закупают оптом рекламу. Это прям большие деньги. Даже был какой-то определенный момент, что думал, может быть, обратиться к зрителям и поговорить на эту тему, что вот определенную сумму и назвать эту сумму, и пустить ее. Они готовы были платить от 500 долларов за выпуск и покупать сразу десять выпусков.

— Для тебя это не этично или время не то сейчас?

— Букмекерки плохо рекламировать для репутации в блогерской сфере. Особенно политическим блогерам. Я переживал за то, что меня не поймут мои, скажем так, коллеги.

Потому что я с многими блоггерами общаюсь.

— Не будем показывать пальцами, но некоторые букмекерские конторы рекламировали.

— Каждому свое. Я так принял решение и имею на это полное право.

— Ты в своих видео главным образом комментируешь то, что происходит в Беларуси. Поэтому через тебя проходит масса информации, новостей, видео и так далее. За последнее время самое трешевое, что ты, уже видавший виды, прочитал это, посмотрел и сказал: «Ой!»

— На самом деле не знаю, как это выглядит, но я переживаю за каждую новость. Я жду того момента, как журналисты говорят, что они учатся абстрагироваться от этих новостей и быть на вытянутую руку, чтобы говорить об этом холодным разумом. Я четыре года снимаю видеоролики и до сих пор, каждый раз меня взрывает каждая из новостей. Я не понимаю, как это происходит. Я уже осознал, что власть действует отдельно от здравого смысла, но меня каждый раз взрывает. За бело красно-белые-носки — 14 суток, штраф за штаны. Меня бомбит от этого постоянно. Когда литературу белорусскую читали — посадили пенсионерок на сутки. Меня взрывает это. Меня каждый раз взрывает каждая новость. Я до сих пор не готов сказать, что я могу абстрагироваться, не могу.

— А как ты стал блогером?

— Это 2017 год. Декрет о тунеядстве. Я работал как раз таки на стройке и мне пришло письмо о том, что я тунеядец и должен кому-то что-то доказать, что я якобы не являюсь тунеядцем. Я возмутился. Почему я кому-то что-то должен? Я работаю на стройке, еще работаю самостоятельно, у этого государства ничего не прошу. Почему я сейчас должен кому-то что-то? Меня это возмутило. Я начал искать варианты, как подать на государство в суд. Нашел Леонида Судаленко, правозащитника. Мы написали письмо, они проверили меня в своих органах. И отписались, что «окей, вы ни в чем не виноваты, вы молодцы, красавцы» Я говорю: «Да, но верните мне мои три рубля за отправленное письмо». Мы не довели это дело до конца, потому что начались протесты, посадки. Но было весело.

— Как назывался твой первый канал на YouTube, который ты сделал?

— «Первое общество. Гомель». Но снимался я еще на «Белорусское поле экспериментов. Роторная жатка». Там еще было два человека: я, Дима и Витя. Это легендарный проект. Это лучшее, что было, по моему мнению.

— Почему?

— Это было весело. Это была такая компания, которая была взаимозаменяемая. То есть мы друг друга дополняли. Это было очень круто.

— А вот твой канал «Общество. Гомель», который ты делал. О чем эта история была?

— Социальная.

— Для тех, кто не из Гомеля. О том, что в Гомеле все знают.

— Да, но на самом деле я снимал о разных историях, в том числе и Минск. Но «Общество. Гомель» зародилось, потому что я жил в своем городе и меня интересовали проблемы города. То есть, я снимал о ЖКХ, я снимал о личных проблемах людей и пытался их довести до логического завершения, чтобы не просто снять, а решить проблему. Я как бы не говорил об этом открыто, потому что меня мы засыпали и многие требовали бы за них решать проблемы. Я шел вместе с людьми. То есть, они делали, а я им помогал, освещал. Это своего рода давление было на незаконную сейчас уже власть.

— Расскажи какой-то кейс, какую-то историю.

— Их очень много. Ну, с балконом у меня есть. Сняли в ЖКХ видео о том, как жил инвалид.

Короче, люди купили квартиру. А в этой квартире был балкон, официально, законно и так далее. Через несколько лет его просто утилизировали, сняли балкон, потому что посчитали, что это незаконно построенный балкон, хотя подписи чиновников были и мы пошли в ЖКХ требовать, что это вы накосячили, вы давали подписи, человек купил квартиру с балконом. Либо верните балкон, либо непосредственно привлеките к ответственности тех, кто подписывал эти документы.

— К тебе обратились владельцы этой квартиры?

— Да. Потому что там инвалид, который не мог выйти на улицу. У нас нет ни безбарьерной среды, ничего. И балкон поставили. Или мы сняли, допустим, человека, который с ограниченными возможностями. Мы сделали бордюры, дорогу сделали. Купили ему аккумулятор для электроколяски. На самом деле в тот момент было очень много результатов. Практически каждый ролик приносил результат.

— А что это за история, что тебя даже пытались судить. Я слышал, это правда.

— Да. Была история, когда ко мне обратилась многодетная мать.

— Это какой год?

— 2020-й, наверное, или 2019-й. Директор школы потребовала усыпить собаку и сделать ремонт в квартире в течение недели, иначе отберет детей. И там, в общем, будет жопа семье. Вот таким вот образом формулировка и звучала. Мать-одиночка ко мне обратилась и я не поверил. Я дал свой телефон, поставил запись разговора и говорю: звони ей и проговори это все. Я хочу быть уверенным в том, что я буду об этом рассказывать, потому что такого не может быть - это нереально. Я прослушал аудиозаписи и был в шоке. Все, что она мне сказала, оказалось правдой.

Я снял видеоролик. Был большой резонанс. Но человек, который рисует у меня заставки, «одел» директора школы в нацистскую форму. Она была замазана, все знаки были замазаны, но факт. И они зацепились за это. А если честно, я даже не ставил эту картинку. Я как-то мимо прошел этого. Форма и форма, думал, может, НКВД, но не заострял внимание, все замазано было. И когда она подала в суд — мы выиграли.

— А в чем тебя обвиняли?

— Экстремизм, знаменитая формулировка. Если что-то непонятно и не знают, как осудить человека, то экстремизм подходит, но они не смогли меня осудить.

— Любимая статья экстремистов — обвинять других в экстремизме.

— Мы выиграли этот суд. Ну, как выиграли? Он закрылся за недоказанностью, и директор подала на меня в Хозяйственный суд. Мы очень долго судились.

— А ты на тот момент уже был у себя в городе известным человеком?

— Да. Ко мне очень много пришло людей на суд, если ты к этому, очень много людей.

— Поддерживать.

— Да. Ко мне даже колясочники приехали на суд, которых несли на руках в зал судебного заседания, хотя до этого я просил дать большой зал на первом этаже. Они отказались, зная об этом. Я написал заявление, люди пришли, и с ДЦП пришли люди, и колясочники пришли, чтобы поддержать меня. И они не дали первого этажа, а дали на третьем этаже и людей пришлось нести на третий этаж на руках.

— Для тебя эта история закончилась, можно сказать, хорошо. Экстремистом не объявили.

— Да. Для меня эта история закончилась очень хорошо, с учетом того, что меня узнало много новых людей. Я смог еще больше влиять на какие-то определенные свои сюжеты, мне лично позвонила Светлана Алексеевич и сказала, что я очень крутой человек. Она мне прислала книгу с теплейшими словами. Я был восхищен, благодарен. Сложно объяснить, когда тебе звонит такой человек.

— У тебя не было в мобильном телефоне ее номера?

— Нет. Мне звонит неизвестный номер, я поднимаю и она говорит: «Артем, здравствуйте. Это Светлана Алексиевич. Я хочу вас поблагодарить, вы огромный молодец». Она, кстати, очень помогла матери-одиночке в тот момент.

— Финансово?

— Финансово и морально. Довольно серьезно помогла. По общению со Светланой не открыто, не медийно, а вот лично — это большой человек с большим сердцем. Правда, кто бы что ни говорил. И когда пропаганда говорит про нее плохо — я, правда, очень сильно расстраиваюсь, потому что они даже не стоит ногтя ее.

— Расскажи, пожалуйста, о твоем сотрудничестве с Сергеем Тихановским.

— Это долгая история на самом деле. Сергей Тихановский написал мне на почту. Он написал всем блогером Беларуси.

— Еще когда никто не знал кто он такой?

— Да. И я единственный, кто откликнулся в тот момент. Не потому что я такой хороший, а потому что многие более серьезно относились к безопасности, а я считал, что нужно быть максимально открытым.

— Так о чем он вас попросил?

— Он попросил, чтобы я осветил проблему с его домом. Это стал знаменитый потом дом, и мы сняли интервью, и он об этом всем рассказал. И с этого момента начали встречаться, пить кофе, общаться. И у него появилась идея заниматься бизнес-блогом. И мне очень эта идея понравилась. Учить людей бизнесу: как открыть ИП, как его закрыть, как ИП переформатировать в ЧУП, в ОАО, какие поставки, где что.

Это круто. Нам нужно белорусов обучать именно этому. Не копать или там на трудах картошку собирать, а обучать бизнесу, чтобы люди понимали, что это не что-то сложное и заоблачное, а это очень просто. Вам нужно просто иметь желание, потому что белорусы во всем мире — это очень хорошие предприниматели. В любой стране, куда они попадают — они в большинстве своем становятся успешными людьми.

— К чему сводилась твоя роль в проекте Тихановского?

— Я ему показывал и рассказывал, как работает YouTube, как оформлять ролики, как их правильно загружать.

— Ты был учителем Сергея Тихановского.

— Да, до 20 тысяч я полностью помогал ему с каналом.

— Подписчиков?

— Да. Полностью ему помогал, мы вместе ездили на репортажи, делали совместные репортажи, я переводил аудиторию с моего канала на его канал. Мы снимали один репортаж: я социальный, а он экономический. Вот мы снимали про птичницу, у которой есть проблемы. Я снимал социальные проблемы, а он снимал о том, как она стала предпринимателем, скажем так. И все секреты, хитрости, чтобы людям донести. И я рассказывал, что тут мы сняли про социалку, а вот здесь про ее бизнес посмотрите, с чем она сталкивается, какие трудности, где она зарабатывает, как она зарабатывает. И тем самым аудитория имела отклик.

Также познакомил его с Николаем Статкевичем, мы сняли с ним интервью, потому что я знал, что людям интересен этот политик.

— А когда бизнес-история закончилась и началась уже политическая, ты уже не делал его канал.

— Сейчас я попытаюсь объяснить. В Беларуси нет политики или бизнеса. Политика — это цена хлеба. И когда Сергей хотел снимать про бизнес, он еще в тот момент не осознавал, что каждый раз, когда он будет снимать предпринимателя, самая страшная его проблема — это государство. Единственный, кто ставят палки колеса — это власть. Нет такого, что предприниматель говорит: « У меня не покупают конфеты, потому что я их плохо делаю». Нет. «Я купил дом, в котором хотел построить ресторан, а незаконная власть сделала так, что я не могу здесь построить ресторан, хотя изначально обещала, что я смогу это сделать. Я потратил деньги, я сделал ремонт, а теперь не могу пользоваться этим зданием». Кто виноват? Власть виновата! Почему? Потому что система кривая! И когда он понял это — он уже был в политике.

— Если бы сейчас проходили выборы, для тебя идеальный кандидат в президенты Беларуси — это Тихановский, Тихановская, Статкевич, Бабарико, кто из этого списка?

— Мне импонировал Бабарико, мне он нравился. Я думаю, что он бы был хорошим кандидатом за неимением того, что мы имели. Понятно, что многие считают его пророссийским и есть определенные нюансы в его сторону, но я считаю, что это было бы в общем-то неплохо. Нам нужно было хотя бы убрать эту незаконную власть, и тогда мы смогли бы провести конкурентноспособные выборы.

— Я как раз об этом подумал, что для белорусского народа идеальный президент — это избранный по-честному.

— И я думаю, что в этот момент было бы круто провести выборы. Выиграл бы Виктор и, я думаю, что скорее всего через пять лет нашлось бы очень много достойнейших людей, которые бы пришли к власти. У нас реально крутой народ. Многие крутые люди просто боятся высовываться, потому что будет то, что произошло и с Бабарико, и с Тихановским, и со Статкевичем.

Сергей Тихановский не хотел быть президентом. Его идея была убрать эту незаконную власть. То, что произошло — это было круто. Объединение политических сил, что в принципе до этого не происходило в таком масштабе. И это очень было круто. Я, кстати, до того, как они объединились, снял ролик и призвал их к этому. Возможно, это было не потому, что я снял об этом ролик.

— Но хотелось бы так думать.

— Да было бы приятно. Когда это произошло, я вдохновился. Правда. Это круто — когда мы объединяемся. Объединение — это такая сила белорусского народа, мощь. Вот говорят, что Путин влияет на повестку в Беларуси. Если белорусы объединятся ради одной цели — никто нам не помешает. Никто! И мы придем к цели.

— Мы когда раньше с тобой сидели разговаривали, ты сказал, что ты сирота. Мы можем об этом поговорить? Можно спрашивать или это слишком болезненная тема?

— Нет, нормально.

— Ты был в детском доме?

— В интернате.

— С какого возраста?

— С шести лет. Приемник, приют, интернат.

— Хулиганил?

— Немного. Я просто отстаивал всегда свою точку зрения. Вопрос в том, что я всегда имел свое мнение и готов его был отстаивать, независимо от того, в каких условиях я нахожусь. Ну и с этим были определенные проблемы. Никому из тех, с кем я жил, я имею виду тех, кто за нами смотрел, не нравились люди, которые могут отстаивать свои права и в общем-то поскандалить.

— А что это были за ситуации, если можно?

— Разные на самом деле. Вот уезжаем мы в санаторий на лето. Три месяца там кто-то в Италии, кто-то санатории. А нам платили стипендию. Она была маленькая, но ее платили. Задаешь вопросы: « А где моя стипендия за три месяца?» Они говорят: «Мы цветы купили в клумбу». И тут конфликт. Почему без моего разрешения потратили мои деньги туда, куда мне в общем-то не надо. И начинались дискуссии. И они пытались меня убедить в том, что посадить цветы — это благо для общего дела, и это очень важно. Но это обычная пропаганда советская, которая, в принципе, по телевизору и внушается. И многие на это покупались. Даже помню, что мои одноклассники некоторые говорили: «Артем, но ты не совсем прав». Я говорю: «Это ненормально, это мое. И я если захочу купить или меня попросят — я приму решение». Самое главное, что я учился уже тогда отставить свои права.

— Какой главный вывод у тебя из этого периода в интернате?

— Брать самое хорошее, оставлять самое плохое и оставаться человеком. Это очень важно оставаться человеком. И все будет хорошо.

— До программы ты мне сказал, что у тебя была встреча с Лукашенко.

— Да.

— Что за история?

— На границе трех республик: Украина, Россия, Беларусь собирались раньше три президента, болтали о чем-то, проводили какое-то мероприятие. Под этот формат набирали детей, чтобы одеть в белорусскую национальную одежду. И мы постояли там —цветы вручили президентам. Нам пообещали подарки и мы туда поехали.

— Сколько лет тебе было?

— Шестой класс. Не помню, пытался найти в интернете что-то из видео, не нашел. Было самому любопытно. И нам пообещали подарки и возили туда тренироваться, возили на Икарусах на старых, а когда к нему везли, то уже на серьезном двухэтажном автобусе, с комфортом. Я тогда обратил внимание на это, думаю что-то не то. Подарков нам, естественно, никто не дал. Нас кинули. Ну, а цветы мы вручили, пожали руки. И вот так случилось, что я в общем-то с ним встретился лично, жал ему руку.

— Лукашенко долго вам надо было ждать с этими цветами?

— Да, мы часа четыре стояли, может быть, пять. Это было дико. Там еще костюмы были плохого качества, скажем так, синтетические, неприятные. Это только для показухи. Никто не думал о нас, никто. Мы еду брали с собой, нас там даже не кормили. Они опять же приказ дали — детей свезли, поставили. Они сделали, что им нужно было — картинку. И все, свободны. Так и сейчас работают.

— Вы дети между собой что-то говорили о Лукашенко?

— Тогда нас кинули на подарки. Сказали будут президентские подарки, типа большие, много всего, нас кинули. И, естественно, мы, как дети расстроились и сказали, что нас обманули и вы, и он.

— На скамье подсудимых с Лукашенко пять человек, которые должны сидеть рядом. Кто это?

— Их слишком много. Слишком много. Там на самом деле все от глав города до глав районов должны сидеть рядом с ним. Каждый начальник любого отделения МЧС, кто участвовал в разгонах, МВД, ГУБОПиК, ОМОН. Все они должны сидеть. И не только начальство, но и те, кто выполнял эти приказы. В конституции четко сказано, и в присяге, что они не имеют права выполнять незаконные приказы. Для этого они и должны изучать законодательство и изучают его. Но они поступили так, как поступили и должны за это ответить.

Придет новая власть и я буду с нее требовать, чтобы каждый отвечал за свои действия. Это очень важно. Потому что люди были убиты. И мы знаем только часть тех, кого убили. После 9 августа помните, сколько людей без вести пропали? Потом кто-то утонул, кто-то вроде как повесился. Это же звенья одной цепи и это нужно расследовать.

И каждый должен нести за это ответственность. Это очень важно.

— Опять Лукашенко летал к Путину. В Санкт-Петербурге встреча была. Кредит. Опять приглашение в аннексированный Крым проведать с официальным визитом. По конституции темы. На твой взгляд, как эти танцы двух диктаторов могут закончиться?

— Путин четко знает, чего он хочет. И планомерно делает то, что ему нужно. Диктатор пытается, как обычно, лавировать, не отдать власть, затянуть конституционную реформу.

Потому что он прекрасно понимает, что он не готов ее провести. Вполне возможно это и есть тот тригер, который может сработать и вызвать людей снова на улицы. И он это понимает. Плюс ко всему, при смене конституции вполне возможно, что с него потребуют ухода от власти, он потеряет много полномочий и вполне возможно, система начнет его поедать. Он это прекрасно понимает и дико этого не хочет. И он приходит и говорит: «Дай денег. Я занимаюсь сменой конституции, дай мне денег. Я все делаю, как ты просишь. Просто нужно немного больше времени». И Путин планомерно, у него времени много, делает то, что хочет сделать. Это как на рыбалке — главное не спешить.

— У Путина получится?

— Тут опять же все зависит от белорусского народа. Я говорю о том, что куда идти нашей стране — решаем только мы. И ни Путин, ни Байден, ни Европа, ни какая-то еще страна мира не сможет сделать ничего с белорусским народом, если мы сплотимся и будем отстаивать свои интересы.

— Мы вспоминали с тобой уже о прошлом 2020 годе. Вот эти вот все политические убийства ты лично это пережил спокойно или все-таки для тебя это было сложно, как для миллионов белорусов и до сих пор не можешь найти ответ: почему, как вообще могли так поступить с народом.

— Я стараюсь с того момента, когда это все произошло, удерживать это где-то вот там и пока не переживать это. Для меня это сложно. Я не знаю, когда это все начну анализировать. Вот то, что произошло, именно с убийствами, что будет дальше. Для меня и для моего внутреннего мира — это сложно. Я смотрел, я понимаю, я осознаю, но не пережил. Когда говоришь об этом наворачивается ком в горле.

Это очень сложно, я помню момент, когда Тарайковского застрелили и об этом написали. И я такой: «Не может быть. Такого не может быть». И тут пришла от Чемодановой информация, что типа человек был с бомбой. И я в какой-то определенный момент, где-то в подсознании позволил себе подумать, что вполне возможно. Потому что просто так не могут убивать людей. Нельзя. И потом когда уже вышли видео, когда подтверждение — я не удивился тому, что пропаганда врала.

Просто для меня было непонятно, какой надо быть мразью, чтобы стрелять в человека с поднятыми руками. Для вашей программы могу сказать слово «мразь». У меня много других слов под эту ситуацию. Это жестко, когда людей вешали в лесу, а потом говорили что они вешались сами — это дикие ситуации и люди, родные, близкие переживают это и с этим живут.

У нас нет выбора. Мы обязаны победить! Потому что, как жить родным и близким тех, кто был убит? Я вообще не представляю. Я просто не представляю.

— Главная проблема белорусов. Что это?

— Если касается этой революции, то мы слишком быстро осознали, вся страна, что происходит на самом деле и готовы были высказаться. Мы не были готовы к тому, что может произойти. Мы не верили, никто не верил, что Лукашенко выйдет с оружием и отправит людей с оружием. Когда он говорил, вспомните, про Ахмадинежада, Каримова, что расстреляли тысячи человек. Мы все с него смеялись и говорили о том, что он просто угрожает. Но когда началась стрельба — мы были все в шоке, то есть, мы не поняли, что происходит. Вышла на улицу вся страна — мы остановили стрельбу на улицах в основном.

Но она продолжалась втихаря - методы диктаторов.

Нам не хватило подготовки, мы не знали, как это делается. Сколько бы пропаганда не говорила о том, что тут была революция. Если бы она была подготовлена то тогда, когда вышло 500 тысяч в Минске — мы бы просто заплевали бы весь ОМОН, вместе с МВД, просто бы заплевали. Но мы были не готовы, и это была большая проблема.

— А так глобально, без отрыва, без привязки к прошлому году?

— Мы не верим в себя. Белорусы не верят в себя. Им все всю жизнь рассказывают, я уже говорил об этом: клочок земли, лапти, что нас кто-то хочет под плетку загнать. И рассказывают о том, что белорусский народ в общем-то никакой. Историю у нас затерли полностью. Я тебе рассказывал историю про бчб флаг, свою личную историю.

— Это было за кадром. В кадре можно коротко сказать, что ты в интернате был прокачен пропагандой.

— Я на самом деле хорошо учился истории, она мне очень нравилась и я всегда был патриотом своей страны и носил всегда флаг «закат над болотом» и ребенку давал, потому что был уверен, что это флаг моей страны и это моя страна. А когда я увидел бело-красно-белый и прокачал понимание, что это такое — я был дико удивлен и у меня было ощущение, что меня обманули.

Затирают историю не просто так. У годной нации должна быть своя история. И к сожалению, нашу историю затирают, сейчас ее даже местами признают экстремистской, что в общем очень сильно напрягает и раздражает, с учетом того, что ее еще не вывели из реестра культурного наследия нашей страны, но уже признали экстремистской. Гениально. Наша проблема — что мы не верим в себя. Уже меняется ситуация, безусловно. Мы должны все поверить в себя. Мы — крутая нация. Мы живем в крутейшем месте, в центре Европы, на пересечении всех дорог. И мы очень трудолюбивая и работящая нация. Поэтому мы должны это поверить и будьте уверены.

— А в свободной Беларуси, Беларуси без Лукашенко, чем ты хочешь заниматься?

— Когда вернусь, буду заниматься строительством. Буду параллельно снимать, как я это делал в Беларуси. То есть параллельно снимать и заниматься стройкой. Но если будет работа по монтажу — наверно, еще буду параллельно заниматься и монтажом на заказ.

— Ой, не успеешь.

— Я успею. Мне кажется, это это будет круто, если я смогу совмещать. Возможно, не будет столько потребности, чтобы я столько снимал. Возможно, это будут снова мои социальные ролики об историях конкретных белорусов, о конкретных проблемах. Возможно, я прокачаюсь и у меня будут крутые новости.

— Последний вопрос. Реальная Беларусь — какая она?

— Сейчас она страшная. Страшная, потому что в управлении нашей реальной Беларуси сидит синепалый дед, который узурпировал власть. И это страшно, правда, страшно. Меня удручает то, что когда ему дали столько прав, он уничтожил конституцию, забрал всю власть. Но меня радует то, что белорусский народ не хочет его больше видеть у власти.

Управлять народом, который тебя ненавидит, невозможно. То, что сейчас делает недовласть — это судороги, просто предсмертные судороги. Я в этом убежден на 100 процентов. Ну, не было в истории такого, чтобы какой-то царь или какой-то диктатор управлял народом, который его ненавидит, долгий период времени. Он съедает себя, и он съест. Если он не съест — то мы его «съедим». Мы по-любому победим. Вот такая она - реальная Беларусь.

Написать комментарий 21

Также следите за аккаунтами Charter97.org в социальных сетях