Поглотит ли Россия Беларусь?

Лукашенко стал заложником своих узких горизонтов.

Приводим статью директора польского Центра восточноевропейских исследований Адама Эберхардта в газете Rzeczpospolita (перевод – Charter97.org).

Своя национальная сборная по футболу и хоккею, национальная символика, молодое поколение, воспитанное в собственных школах, прогосударственные деловые и политические элиты, отечественная бюрократия - все это должно способствовать обособленности Беларуси от России в социальном измерении.

Каждый последующий год независимости должен делать ее более очевидной, постепенно укреплять национальные основы государства, создавая противовес политической, экономической и военной зависимости от Москвы.

Этот механизм сработал в Украине, перед лицом российской агрессии, не позволив войне распространиться за пределы Крыма и Донбасса.

Будет ли это работать в случае Беларуси, где социальные основы независимости гораздо более сомнительны, а масштабы зависимости от России значительно больше? Настолько ли устойчива белорусская государственность? Или, может быть, сумерки правления Александра Лукашенко станут закатом независимой Беларуси?

Белорусский – язык для хипстеров

Лукашенко пришел к власти в третий год независимости страны. В течение 24 лет диктаторского правления у него были все инструменты для формирования национальной идентичности и государственной идеологии. Он начал свое правление с борьбы против исторических символов, перечеркнув действия своих предшественников, направленные на укрепление белорусского языка, который и так занимал узкую нишу в глубоко русифицированной стране.

Лукашенко сделал ставку на синтез (нео)советской идеологии и колхозной «тутэйшасцi», утверждая, что «белорусы - это русские, только со знаком качества». Ему мешал даже тот факт, что главный проспект Минска была назван в честь белорусского первопечатника Франциска Скорины.

Кто-то скажет, что он безошибочно прочитал настроения потерянного советского общества, что позволило ему получить, а затем укрепить свою власть. Однако в реальности он сам оказался заложником своих узких горизонтов.

Лукашенко остался безразличным к белорусскости даже после того, как маргинализировал патриотическую оппозицию, и когда стало ясно, что несмотря на русофильские лозунги, ему не позволят стать во главе создаваемого единого российско-белорусского государства.

Каждый год Лукашенко все больше торговался с Россией по поводу новых кредитов, дешевого сырья и доступа на местный рынок, но постоянно рассматривал свою страну как часть «русского мира».

Он как будто не понимал очевидной истины, что независимость Беларуси - это в первую очередь независимость от России. Лукашенко защищал независимость страны ровно на столько, чтобы не скатиться до роли главы российской губернии. Он не рассматривал белорусскость за границами правила, которого он придерживался все эти годы: «Государство - это я».

Российская агрессия в Крыму и Донбассе, потрясшая мир, вызвала очевидное беспокойство и в Минске. Тем более, последние годы Кремль начал довольно успешно добиваться уступок со стороны Беларуси, главным образом - в вопросе политического и экономического сотрудничества.

Реакция Минска на российско-украинскую войну была заметна, хотя и замаскирована. Ответом на жесткую политику Москвы была всего лишь так называемая «мягкая белоруссизация».

Лукашенко начал подчеркивать обособленность своей страны от России. Он несколько раз «ударил себя в грудь» в характерном для себя стиле и признал правильность укрепления национальной идентичности.

Однако полученных дивидендов от такой политики - чайная ложка. Чаще всего белорусский язык появляется в рекламе, в качестве маркетингового инструмента, также он завоевывает популярность у неформальной молодежи, хипстеров, но в тоже время находится на обочине массовой культуры.

Можно также отметить, что милиция с меньшей беспощадностью, чем в предыдущие годы, борется с демонстрацией исторического бело-красно-белого флага в общественном пространстве.

Неизменным остается почитание русских царей и советских чекистов, что оставляет в маргинесе интеллигенцию, ищущую белорусские корни в наследии Полоцкого княжества и Великого Княжества Литовского.

Самое главное то, что в образовании, в том числе в университетах, по-прежнему доминирует русский язык, и нет никаких предпосылок к тому, что власти будут оспаривать такое положение дел.

Огромной популярностью пользуются российские телеканалы, влияющие на белорусов не только через российскую культуру, но прежде всего через идеологию «русского мира».

Белорусские власти, которые в последние месяцы блокировали доступ к двум оппозиционным, стоящим на идеалах независимости интернет-порталам («Хартия-97» и «Белорусский Партизан» - прим.), похоже, не замечают угрозы с Востока. Или, по крайней мере, они не знают, как противостоять ей.

Худшая версия соседа

Последние четверть века - это не только время огромного пренебрежения к построению национальной идентичности белорусов, но и все более заметное истощение экономической модели.

Экономическая модель Беларуси - это гибрид рыночной и плановой экономики, основанный на тяжелой промышленности, сохранившейся со времен советской эпохи. На протяжении многих лет Россия поддерживала экономику восточных соседей финансовыми дотациями и льготным доступом белорусской продукции на свой рынок.

Кремль закрыл глаза на доходы Беларуси от переработки и перепродажи полубесплатной российской нефти. В результате чего Лукашенко в течение многих лет мог похвастаться стабильностью, относительным эгалитаризмом на фоне олигархической России и порядком, навязываемым сильной хозяйской рукой.

Города Беларуси более аккуратные и безопасные по сравнению с российскими. Дороги, даже в провинции, находятся в гораздо лучшем состоянии, чем в России, не говоря уже о разрушенной инфраструктуре Украины.

Однако поддержка Москвы в последние годы постепенно снижалась, а крах цен на нефть в 2015 году сократил прибыль Минска от операций на нефтяном рынке. Это выявило неконкурентоспособность белорусской экономики, что привело к резкому увеличению отрицательного сальдо во внешней торговле.

Власти признают, что каждая четвертая компания нерентабельна, а в машиностроении - каждая третья. Банковский сектор, вынужденный поддерживать неэффективные предприятия, также нестабилен. Средняя зарплата снизилась до 200-300 долларов, что составляет половину докризисных доходов белорусов.

Это не означает, что экономика рухнет в ближайшие месяцы или даже несколько лет. Однако кризис носит системный характер и трудно ожидать, что улучшение международной экономической конъюнктуры изменит негативную тенденцию.

Власти не в состоянии реструктурировать экономику, опасаясь политических издержек, связанных с ослаблением своего контроля над государством. Вместо реформ принимаются меры, ужесточающие дисциплину. Cреди них - громкий «декрет о предупреждении социального иждивенчества», который облагает налогом людей, уклоняющихся от официальной занятости.

В результате растет неравенство между Беларусью и Россией, которая несмотря на то, что также борется с кризисом, превратилась в «обетованную землю» для тысяч белорусских трудовых мигрантов.

Этому способствуют хорошо развитые миграционные каналы, языковая и культурная общность, а также позволяющие легально работать законы «союзного государства».

Примечательно, что белорусы едут на работу не только в богатую Москву, которая в течение многих лет была магнитом для постсоветских мигрантов, но и в провинциальные центры, такие как приграничный Смоленск, который, несмотря на свою бедность, является привлекательным для жителей Орши и Могилева.

Амбиции Лукашенко сделать свою страну лучшей копией России после нескольких лет более или менее очевидных успехов были жестоко опрокинуты реальностью.

Отвернувшиеся от государства

Многие страны переживали глубокий структурный и социально-экономический кризис, иногда гораздо более драматичный, чем ситуация, с которой столкнулась современная Беларусь. Это часто приводило к массовой экономической миграции или насильственным социальным протестам, в основе которых лежало желание перемен в государстве. Однако редко случается, чтобы происходящий кризис приводил к отрицанию государства, отверганию обществом ценности независимости страны.

В случае Беларуси этот риск представляется все более очевидным. Хотя в контексте сложности и размытости категорий национальной идентичности и отсутствия достоверных социологических исследований, мы скорее обращаемся к гипотезам, чем к проверенным фактам.

В разговорах с белорусами, особенно с теми, которые проживают за пределами Минска, шокирует их зацикленность только на индивидуальной стратегии выживания. Эта зацикленность на выживании сопровождается всеобщим безразличием к судьбе государства.

Когда жителям Витебска, Барановичей и Лиды задают вопрос о том, как бы они проголосовали на гипотетическом референдуме о включении Беларуси в Россию, они допускают ликвидацию белорусской государственности, предполагая, что это улучшит условия жизни.

Легкость, с которой многие (чтобы не сказать: большинство) белорусы были бы готовы отказаться от своего собственного государства, является результатом того, что Лукашенко игнорирует вопрос национальной идентичности. Но не только.

Это также является следствием политической модели, которая существует в Беларуси четверть века. Приоритетом Лукашенко всегда является невозможность любой альтернативы его правлению. После жестокого разгона властями противников режима в декабре 2010 года, оппозиционные партии стали напоминать внутренне разделенные, маргинальные, диссидентские группы.

В этой ситуации Владимир Путин становится единственно возможной альтернативой Александру Лукашенко. Таким образом, отрицание Лукашенко перерастает в неприятие государства, с которой он отождествляется в массовом сознании.

Когда белорусов просят дать оценку правлению Лукашенко, а также задают другие вопросы, требующие формулировки их политических взглядов, они традиционно становятся не очень разговорчивыми

В течение многих лет белорусы не хотели открыто критиковать Лукашенко, а недовольство старались скрывать за оправданием - «хоть бедность, но стабильность, безопасность и порядок».

Сейчас ситуация меняется. Cпустя 25 лет правления Лукашенко вы все реже услышите оправдательный тон.

Это вовсе не означает то, что ситуация находится в точке революционного кипения. Напротив, государственная пропаганда использовала пример украинского Майдана для укрепления в обществе и решительно внушала веру в то, что любое восстание против власти приводит к неизбежному хаосу и войне.

Мало кто выйдет на улицу в знак протеста против Лукашенко, но еще меньше людей желало бы активно поддержать существующую власть.

Повторение Крыма?

Слабость обычно провоцирует. Слабость Беларуси, независимость которой воспринимается российской элитой как причудливая прихоть истории, провоцирует особенно.

Владимира Путина искушает еще большая возможность подчинить западного соседа, который, хотя и давно превратился в стратегического вассала (в плане геополитики и военного сотрудничества), по-прежнему раздражающе автономен в экономической сфере, медленно оправдывает свою финансовую поддержку, упорно не желает увеличения интеграции в рамках «союзного государства» и Евразийского союза, а тем более, не хочет делиться национальной собственностью с похотливой на добычу кремлевской элитой.

Для российских властей реинтеграция постсоветского пространства является неоспоримым приоритетом. Контроль над «ближним зарубежьем» - в одном ряду с конфронтацией с Соединенными Штатами и является главным индикатором позиций восстановления супердержавы. Это позволяет отвлечь внимание от внутренних проблем, как это было в случае агрессии против Украины

Хотя Беларусь - это не второй Крым, где Севастополь и Черноморский флот занимают особое место в российской национальной мифологии, «аншлюс» западного соседа может быть использован властями как источник социальной мобилизации. Очередное расширение границ стало бы подарком для успешного завершения четвертого срока Путина, который заканчивается в 2024 году.

Это позволило бы укрепить его образ «возродителя империи», который имеет важное значение в контексте места в учебниках истории. Данные шаги позволили бы увеличить пространство для маневра внутренней политики президента РФ, перед лицом рискованного при авторитарных моделях правления, но неизбежного процесса передачи власти.

Даже если окончательное решение об аннексии Беларуси еще не принято, было бы наивно полагать, что такой сценарий в Кремле не разрабатывается. Спецслужбы Путина, видимо, усвоили урок из неудачи «русской весны» 2014 года, когда была предпринята попытка разжигания пророссийского восстания на востоке и юге Украины.

Тогда Кремль был вынужден отправить диверсантов, так называемых «российских туристов», в Харьков и Одессу. Тогда они столкнулись с пассивностью местной пророссийской среды и сами должны были спровоцировать бунт, срывая украинские флаги со зданий местной администрации.

Российская «мягкая сила» в Беларуси намного более разветвленная. В последние годы можно наблюдать создание в белорусских городах, при пассивности местных спецслужб, социально-культурных сетей, продвигающих ценности «русского мира». Вербовка проходит при помощи спортивных объединений, казачьих и православных организаций.

Эти организации используют российские социальные сети, все чаще предлагают молодым людям из провинции возможность поехать в российские летние военные лагеря. Это явление подробно описывается в докладе Центра восточноевропейских исследований Камиля Клысиньского и Петра Жоховского «Конец мифа о братской Беларуси?»

В случае несбалансированности власти Лукашенко, естественной или спровоцированной нестабильности, координируемые между собой пророссийские группы (при поддержке кремлевских СМИ), могут оказаться решающими фактором для осуществления переворота, для навязывания промосковских настроений равнодушным к судьбе государства людям.

Можно предположить, что возможное появление «зеленых человечков» на улицах не вызвало бы массового сопротивления со стороны общества, а белорусская номенклатура (не говоря уже о пророссийской армии и значительной части спецслужб), была бы готова поменять в своих кабинетах портреты Лукашенко на портреты Путина.

Аннексия с согласия оккупируемых - довольно заманчивый сценарий для Кремля. И, как это ни парадоксально, с каждым последующим годом независимости Беларуси – такой сценарий все более и более вероятен.

Доктор Адам Эберхардт, политолог, директор Центра восточноевропейских исследований