Бэмс – и нет старушки

Саммиты, подобные давешнему минскому, хоть и считаются переговорами, де-факто ими уже не являются.

В действительности саммит – последний этап, скорее формальный, требующий личных подписей. К нему готовятся заранее: телефонные переговоры, переписка, обмен проектами документов, предварительные встречи. А непосредственно на саммит едут для того, чтобы ударить по рукам. Едут, когда есть согласие всех сторон, а обсуждать остается разве что запятые и прочие мелкие детали из серии «мы настаиваем на внесении подпункта 2 в параграф 3!».

Судя по тому, что Ангела Меркель и Франсуа Олланд все-таки прилетели в Минск, хотя еще накануне встреча была под вопросом, предварительные результаты переговоров устроили всех. Не зря же главы Германии и Франции ездили и в Киев, и в Москву, не ограничиваясь дипломатической почтой и телефоном. Казалось, дело за малым: встретиться, подписать, выйти к журналистам и объявить о достигнутых договоренностях. Но в итоге Владимир Путин с легкостью обвел их вокруг пальца.

Разница между Меркель и Олландом, с одной стороны, и Путиным и Лукашенко, с другой, – в том, что последние ни разу за долгие годы не сдержали слово. Европейцы же привыкли к тому, что обещанное коллегой из другой страны, пусть в неформальном разговоре или по телефону, все равно будет выполнено. Они никак не могут привыкнуть к тому, что с партнерами вроде Путина или Лукашенко все происходит с точностью до наоборот.

Впрочем, Лукашенко в этой ситуации – всего лишь «сто двадцать пятый подползающий», и речь не о нем. А вот Владимир Путин успешно использовал европейские переговорные традиции. Пообещал – и не выполнил. Это все уже было, вспомните Минские соглашения. Подписали – и забыли, по расписанию нынче артобстрел. Зато как пошумели тогда, в сентябре, насчет начала мирного процесса! До сих пор Европа наивно требует выполнения этих соглашений, о которых Владимир Путин не просто забыл – он их изначально во внимание не принимал. Тем более что не сам подписывал.

На этот раз Владимир Путин прекрасно понимал, что если уж Меркель и Олланд приедут в Минск – без результата, хоть самого плохонького, они не уедут. Это в России и в Беларуси никто не помнит, что говорили правители вчера или неделю назад: все равно ведь брехали. В Европе помнят, и возвращение из Минска со словами «извините, мы не смогли» было бы слишком серьезным ударом по репутации обоих лидеров – и Меркель, и Олланда. А значит, предварительно можно было пообещать все, что угодно, зато потом, при личной встрече, спокойно отказаться от обещаний и изо всех сил продавливать свои интересы. Судя по тому, как сорвались в Минск главы Германии и Франции, они получили ясный и четкий сигнал от Владимира Путина. Иначе – не прилетели бы. А дальше – дело техники. Обычная торговля, когда смысл и цель переговоров забываются обеими сторонами, потому что одной важно принести своим избирателям в клювике положительный результат саммита как доказательство собственной политической состоятельности, для другой – невзирая на предыдущие договоренности, добиться своего. И для Владимира Путина это был вовсе не Донбасс.

Такой формат и срочность переговоров позволили Владимиру Путину добиваться главного – отмены санкций. Понимая, что после отмены вновь возвращаться к ним Западу будет сложно, российский президент использовал свой шанс. Пообещал, выманил в Минск – именно в Минск, потому что с самого начала ситуацией руководил он, Владимир Путин, и никакого паритета в переговорах не было. Он картинно опоздал, приехав уже после того, как собрались вместе Меркель, Олланд и Порошенко: начальство не опаздывает, начальство задерживается.

Именно Владимиру Путину нужно было, чтобы встреча состоялась в Минске, а не в любой другой точке мира. Во-первых, это игра на своей территории, а значит, изначальное преимущество. Даже в Астане – если уж очень боязно выезжать за пределы ЕврАзЭС, - Владимир Путин не чувствует себя хозяином. А в Минске – чувствует. Да и Александр Лукашенко ведет себя как сторож, которого оставили присмотреть за дачей, и он позволяет себе валяться на диване и смотреть телевизор, но стоит появиться хозяину – вытягивается во фрунт и привычно встраивается в функцию «подай-принеси».

Во-вторых, донбасские сепаратисты могут спокойно себя чувствовать разве что в Минске, зная, что здесь их не только не арестуют, но и посадят за один стол со взрослыми. А уж когда за тот же стол назавтра после ублюдочных Пушилина и Дейнеги садятся Меркель и Олланд – это признание не только сепаратистов в качестве больших политических деятелей масштаба канцлера Германии, но и представляемых ими структур в качестве равноправных субъектов международной политики. Дальше уже можно и не вести переговоры – самого факта достаточно.

В-третьих, настояв на проведении встречи именно в Минске, Владимир Путин нивелировал все заявления руководителей стран Евросоюза, сделанные после массовых арестов в декабре 2010 года. Тогда все крупные европейские чиновники заявляли, что никакие контакты на высшем уровне невозможны до освобождения политзаключенных. Кандидат в президенты-2010 Николай Статкевич по-прежнему сидит в тюрьме. Но его освобождения, как и освобождения других политзаключенных, европейские гости Минска уже не требуют. Конечно, можно сказать, что главное – остановить войну, и несколько невинно осужденных в Беларуси – это допустимые потери на фоне больших международных переговоров. Так они и говорят – не с трибун, в кулуарах, на неофициальных встречах. И их позиция достойна разве что презрения. Надежду Савченко европейцы не посчитали допустимой потерей или перегибом на местах. Ее освобождения по-прежнему требуют, ставят условия, вводят санкции. А Николая Статкевича с легкостью признали щепкой на фоне леса.

Так Владимир Путин с легкостью отменил все требования Европы к режиму Лукашенко и снова установил собственную доминанту во всем. Кстати, у Меркель и Олланда был шанс хотя бы отчасти сломать путинский сценарий в Минске – к примеру, потребовать освобождения того же Статкевича в качестве условия их приезда. Владимиру Путину главы Франции и Германии были нужны для проталкивания собственных интересов – снятия санкций и отказа Украины от вступления в НАТО; Лукашенко – для удовлетворения собственного эго. И в этой ситуации Путин вполне мог «строго, по-отечески» попросить Лукашенко освободить Статкевича: и для России ничего не меняется, и Лукашенко демонстрирует готовность к компромиссам, то есть политическую зрелость, и европейские руководители в любом случае получают результат. Хотя бы побочный, хотя бы выполнение собственных требований к белорусским властям. Но об этом они как-то не подумали. Что такое одна жизнь, а тем более одна свобода на фоне мировой революции?

И, наконец, Путин подготовился к выигрышу заранее. Ангела Меркель и Франсуа Олланд, как и другие европейские руководители, сами загнали себя в тупиковую ситуацию. Когда они рассказывали о будущих санкциях, подробно разъясняли, как это будет рассматриваться, приниматься и работать, - Владимир Путин молчал. Когда они говорили о возможных сценариях давления на Россию, Путин молчал. А если и говорил, то все отрицал, включая присутствие российских военных на территории Украины. И оказалось, что у европейцев просто не осталось козырей – они уже все выложили. А Путин – ничего. У него все в рукаве, а значит, он в выигрыше.

Конечно, в идеале переговоры должны были пройти не здесь и не так. Не в Минске, но в Женеве, и не европейскими силами, а в формате «нормандская четверка плюс США». Потому что только США всерьез обсуждают возможность военной помощи Украине, и их участия Владимир Путин допустить никак не мог. И не допустил.

Европа в этих переговорах продемонстрировала все свои слабости: полную неспособность защитить саму себя , отсутствие стратегии по отношению к теперешней России, равнодушие к чужим территориям, воспринимаемым ею как десять долларов в кармане, которые нужно отдать в случае нападения хулиганов, чтобы сохранить жизнь и здоровье. Европа слишком привыкла к умильному образу старушки в кудельках, подслеповатой и глуховатой, просящей «нельзя ли потише, молодые люди, здесь отдыхают порядочные граждане», когда в соседнем доме убивают, - и стала именно такой старушкой. К образу, носимому годами, привыкаешь и не замечаешь, что он начинает управлять тобой.

Вот только в этой ситуации трагической реальностью может стать реплика из пьесы Виктора Славкина «Взрослая дочь молодого человека»: «Бэмс – и нет старушки».

Ирина Халип, специально для charter97.org

Фото: Reuters