«Внимание, я Даун. Всем выйти из толпы…»

Минск после выборов белорусского президента: посадки и массовые обыски, матери и жены арестованных создают коалицию, интернет вычисляет провокаторов.

Собственным корреспондентом «Новой газеты» в Минске давно и очень ярко работает Ирина Халип. Исполнять свои профессиональные обязанности сейчас она не может: Ирина находится в следственном изоляторе белорусского КГБ. Ей предъявлено обвинение по 293-й статье УК Республики Беларусь в организации и участии в массовых беспорядках. Грозит до 15 лет лишения свободы. Так же как и ее мужу, кандидату в президенты Беларуси Андрею Санникову. Специальные корреспонденты «Новой» регулярно работали в Минске с момента задержания Ирины и все новогодние праздники.

Минск, 28—29 декабря 2010 года

Что совершенно поражало первые дни после арестов в поведении белорусских оппозиционеров — так это их абсолютная разрозненность. И — будто заведомая обреченность.

В день, когда состоялось предъявление обвинений основной массе арестованных политиков, 29 декабря, я каждые десять минут звонила в Объединенную гражданскую партию, Белорусский народный фронт, в штаб экс-кандидата Некляева и т.д., чтобы узнать, как решилась судьба оппозиционеров. Полной картины ни у кого не было! О соратниках в штабах худо-бедно было известно, но о кандидатах и активистах других партий — никто не знал.

— Некляеву плохо в тюрьме стало? Вот вы подумайте, а! А что же там у Санникова — решилось что-то?

Всякий штаб я просила звонить и сообщать, если появятся какие-то новости про арестованных. Никто из их однопартийцев мне не позвонил. Зато поздно-поздно вечером 29-го числа мне позвонила Даша Атрощенкова, жена пресс-секретаря Андрея Санникова, который вместе со своим патроном сидит в СИЗО КГБ:

— Вы просили про Сашу вам сообщить? — сказала она сквозь слезы. — Ну все, предъявили ему — по 293-й. Спасибо, что поинтересовались.

28 декабря в предбаннике СИЗО КГБ, откуда три раза в неделю происходит прием передач, мы общались с самыми преданными соратниками политзэков — их мамами и женами. (В отличие от товарищей по партиям жены сколотили коалицию после первых же арестов.)

— Вы мама Андрея? Наш с вашим сидит в одной камере.

— …То спал на двух составленных стульях, а теперь камеру проредили, спит уже на нарах.

— Будет у родителей свидание, но ничего про сокамерников все равно спросить нельзя: разговор через стекло, и чуть что — сразу звук выключают.

Вот так-то. А прочая политическая оппозиция объявила о создании коалиционного фронта только 9 января, когда уже всем предъявили обвинения.

Любопытные детали о первых днях отсидки белорусских несогласных.

Большинство административно задержанных (а их было около 600 человек) сидели в так называемых центрах изоляции правонарушителей, или попросту ЦИП. Формально эти центры находятся в структуре МВД, однако пребывание в них — платное. Сутки такой отсидки стоят 7,5 тысячи белорусских рублей (около 2 долларов). То есть если присудили две недели — надо заплатить около 30 долларов. Для студентов сумма ощутимая.

Один из адвокатов рассказал, как администрация ЦИПов делает так, чтобы осужденные нарушители охотнее оплачивали свой постой: неплательщикам не передают посылки от родственников. А на циповских харчах две недели не протянешь.

Некоторые «административные» сидели в областном СИЗО Жодина, также известном как «Тюрьма-8». Это не сленговое название заведения, а вполне официальное: в Жодине содержится вся палитра нарушителей общественного спокойствия — от административно задержанных до приговоренных к пожизненному заключению. Условия там тюремные.

Все «политические» по сегодняшний день сидят во внутренней тюрьме КГБ — она единственная в Минске. Эта тюрьма в народе называется «американка» — за то, что она выстроена по американскому принципу: все камеры расположены по кругу, их двери выходят в единый замкнутый коридор-галерею. «Американка» — старая тюрьма, она видала виды. В тюрьме КГБ сидят одновременно и мужчины, и женщины. Известно, что здесь всего 23 камеры. Так что все наблюдатели путем нехитрых математических вычислений пришли к выводу, что фигуранты из числа «политических», проходя по одному делу, сидят не по отдельности, а вместе — что вообще нонсенс с точки зрения УПК.

Вместе с теми, кого схватили 19 декабря, в «американке» сидят и другие люди, неприятные режиму. Какие-то офицеры, которые выражали недовольство, а потом попались на взятке; много предпринимателей (предпринимательство в Беларуси фактически запрещено).

Кроме предпринимателей, мотающих срок, в белорусской бытности много еще таких «советских» штришков. Приходишь, к примеру, в кафе и спрашиваешь:

— А у вас интернет есть?

Они отвечают радушно:

— Есть, конечно! Будьте добры, предъявите паспорт!

На вопрос, зачем, прежде чем включить интернет, нужно переписывать паспортные данные, девушка ответила почти по-чеховски: «А чтобы ничего не случилось».

Неизвестно, какой конкретно белорусский закон делает из всякого пользователя интернета потенциального преступника, однако, кажется, закон этот допускает существенные исключения. Поскольку кое-где паспорт не спрашивают, включают интернет просто так.

В одном таком месте на вопрос, почему они отступают от правила, ответили почти по-лукашенковски: «Это наше внутреннее решение. Руководство так хочет».

Для тех, кто думает, какие выводы сделало для себя белорусское руководство по итогам декабрьских событий, очень наглядным будет сюжет о том, как было обставлено освобождение административно задержанных.

Среди административных, как известно, была в основном молодежь. И эту молодежь в большинстве своем должны были освобождать, согласно решению суда, на десятые сутки после задержания — 29 декабря. В этот день у стен ЦИПов, а также в изоляторе в Жодине стали собираться родственники и друзья — многие с цветами и даже шампанским. То есть их хотели встретить как героев.

И тогда руководство заведений сделало ответный ход: всех освободившихся грузили в автозаки и разбрасывали по одному в разных районах Минска. Чтобы никаких собраний, никаких героев. И вот эти отсидевшие ходили по улицам и выпрашивали у прохожих телефон, чтобы позвонить родственникам, или какие-то копейки на метро, чтобы хоть до дома добраться.

5 января, 18.45

— Сумки купила, авоськи специальные, клеенчатые. Потому что пакеты неудобно, а матерчатые не принимают, потому что на матерчатую ручку повеситься можно.

Слово «повеситься» Люцина Юрьевна, мама Иры Халип, произносит одними губами: совсем рядом играет Данька, трехлетний Ирин сын. А это, по идее, такой тихий семейный вечер. Муж Люцины Юрьевны Владимир Трофимович лежит в больнице. После того как задержали Иру, у него случился разрыв сетчатки глаза, и Люцина Юрьевна говорит, что это на нервной почве. Одну операцию уже сделали, нужна вторая.

— Я вот тут перефразировала: «Муж в больнице, дочь в тюрьме — помолитесь обо мне».

Данька перебивает: ему делали «в руку твердые уколы» (брали кровь на анализ. — Ред.), и это «очень больно, я много плакал». Получив слова сочувствия, снова возвращается к «Смешарикам». Он не знает, что родители в тюрьме. Он думает, что родители поехали за каким-то огромным подарком-сюрпризом для него, Даньки.

Люцина Юрьевна говорит, что «в кошмарах такого не привиделось», но могло быть страшнее. Во-первых, нашла своих родных — Иру и ее мужа Андрея Санникова — почти сразу. Всего через сутки, другие искали дольше. А во-вторых, Люцине Юрьевне единственной пришло письмо. Видимо, Ира написала его сразу же после задержания, «когда еще не разобрались». В письме Ира пишет, что все отлично, есть хорошая библиотека («Читаю Чехова, наслаждаюсь»), очень интеллигентные соседи. Просит передать Даньке, что очень любит его. Дальше идет список вещей и продуктов, которые ей нужны в тюрьме.

Список, кстати, очень урезали прямо перед Новым годом. Ни шоколада, ни выпечки, ни вяленого мяса, ни рыбы… «Я вот не понимаю такой мелочности, — растерянно говорит Люцина Юрьевна. — Они же УЖЕ сидят».

Сегодня у Люцины Юрьевны очень плотный день. Сначала дочери передачу, потом мужу отвезти еду, посидеть с ним, поговорить с врачами, потом Даньку на прогулку, потом встреча с адвокатом, потом журналисты, потом долгий страшный вечер, когда надо казаться веселой.

Люцина Юрьевна рассказывает, как Данька отказывается мыть голову, потому что «папа по-другому моет, а ты моешь неправильно». Как во время обыска Даня забился в угол дивана и молча и неподвижно сидел с широко открытыми глазами три часа: «Они даже удивились».

(Сейчас Люцина Юрьевна занята самым важным делом — спасает Даньку. Органы опеки уже наведывались в детский сад и предупредили о необходимости оформить опеку в течение месяца с момента задержания родителей. Медкомиссию бабушка прошла, но решения еще предстоит дождаться.)

Спрашиваю Люцину Юрьевну, не сердится ли она на Иру. Что так все получилось…

— Не сержусь, а горжусь, — говорит Люцина Юрьевна сдержанно. — А последнему человеку, который спросил такое, я отказала от дома.

Политики, активисты, правозащитники, родные и близкие задержанных — все в один голос повторяют: «Никто такого не ожидал».

Дело в том, что уже два года Беларусь шла по так называемому пути либерализации. В августе 2008-го в результате переговоров ЕС и Лукашенко выпустили всех политзаключенных. И ЕС и Беларусь решили вести политику сближения.

Власть регистрирует и таким образом легализует оппозиционные газеты. Единственный оставшийся политзаключенный — бизнесмен Автухович — находится под пристальным вниманием правозащитников.

И на выборах — правозащитники не могут этого не признать — Лукашенко вел себя абсолютно для себя не свойственно. То есть кандидатов не задерживали еще на этапе регистрации. Не обыскивали предвыборные штабы оппозиции, не было таинственных нападений. Все желающие кандидаты были зарегистрированы. Им дали час телевизионного времени.

Когда все изменилось? Накануне выборов, 18 декабря, задерживают лидера «Молодого фронта» Дмитрия Дашкевича и двух его соратников. Якобы они прохожего избили гвоздодером. Дашкевич (как наш Удальцов) — такой поплавок: его всегда берут перед массовыми задержаниями. Оппозиция этот знак знает, но списывает на случайность.

19-го, около 19.30, сотрудники спецназа, подъехав на «Газели», жестоко избивают кандидата в президенты Владимира Некляева, который двигался на площадь. Некляев попадает в больницу, откуда его потом забирает КГБ. Возможно, спецназовцы перестарались, возможно, имели изначальный приказ — многие говорят, что, если бы Некляев был на площади, массового задержания и избиения не произошло бы, так как у Некляева был свой «план площади». Подробности этого «плана» его сторонники, правда, пока сообщать отказываются.

Нужно сказать, что единого плана у оппозиции не было. В публичных выступлениях оппозиционные кандидаты говорили, что выйдут на площадь и пройдут к резиденции президента. Именно там по факту были сосредоточены основные силы спецназа. Группа поменьше охраняла, забаррикадировавшись изнутри, дом правительства, где располагался ЦИК.

Известно, что спецназовцы сидели с 2 часов дня, в полном обмундировании. Им не разрешали даже отойти в туалет. На момент появления оппозиции на площади они уже были довольно озверевшие. Городская милиция, впоследствии принимавшая задержанных, не имела специальных указаний относительно количества задержанных. Однако в Минск заранее были откомандированы сотрудники из других городов, а каждый из шести автобусных парков за две недели до выборов был предупрежден об обязанности выделить десять автобусов. Местные, правда, склонны это объяснять обычным предвыборным усилением.

Но провокация была, и не одна. Организованная группа людей подходила к парламенту бить стекла дважды. Первый раз их успешно разогнал кандидат Рымашевский. Но на вторую не успели среагировать. Более того, на видеозаписях оппозиция опознала, что к провокаторам все-таки присоединилась пара слишком восторженных участников митинга. К счастью, в эру «Ютуба» все движения на площади были зафиксированы и выложены в Сеть. Есть и радиопереговоры, в которых участвует лидер провокаторов (позывной «Даун») через микрофон, спрятанный в рукаве… Татьяна Еловая в своем ЖЖ zmagarka устроила целую кампанию по установлению и поиску провокаторов. Там уже немало и имен, и доказательств.

Факт остается фактом: спецназ терпел битье стекол 20 минут и начал действовать только тогда, когда Санников и Статкевич сообщили, что идут в ЦИК (т.е. в здание парламента) на переговоры. Только когда кандидаты подошли к парламенту, начал действовать спецназ. Провокаторов заблаговременно отвели (есть на радиопереговорах).

После этого месили уже всех. В то же время (ночь с 19-го на 20-е) КГБ производил точечные аресты (около 20). Аресты продолжились и на следующий день, и на следующий. Только по данным правозащитников, было задержано 705 человек.

6 января, 10.00

— Дмитрий, скорее всего, это будет не допрос, а обыск. Вам выдадут такую бумажку… — Таня Ревяко спохватывается. — Так вы что, подозреваемый? Немедленно приезжайте сюда! Им заявите, что все действия — в присутствии адвоката. И немедленно мне отзвонитесь.

Повесив трубку, кричит в глубину офиса: «У нас в подозреваемых плюс один! Обыск, нужен адвокат!» Поясняет мне: «Сейчас мы знаем о 25 обвиняемых, подозреваемых — 9. (На момент подписания номера число обвиняемых выросло до 31, подозреваемых —15. — Ред.) Но информация неполная и меняется, люди выходят с административных суток, а им предъявляют обвинения по уголовному делу».

Мы находимся в офисе правозащитного центра «Весна». Офис — громко сказано: квартира на первом этаже. Но самой «Весне» уже 14 лет, 17 региональных отделений и солидный опыт помощи жертвам политических репрессий.

На выборах «Весна» имела своих наблюдателей более чем на 300 участках — для репрезентативной выборки. Наблюдатели отметили очень низкий «процент открытости» — их допустили наблюдать за реальным подсчетом голосов только в 20% случаев. Но, по их данным, Лукашенко набрал от 25 до 46%. «И это несмотря на досрочное голосование и административный ресурс».

Для Дмитрия нужно найти адвоката, и 19-летняя Настя садится за телефон. Это не так просто. Адвокатов, которые согласились защищать обвиняемых по уголовному делу о массовых беспорядках, белорусский Минюст сейчас пытается лишить лицензии. Поэтому молодые адвокаты от «уголовников» просто шарахаются.

Уголовных дел, строго говоря, три. Основное — «о массовых беспорядках» — предусматривает до 15 лет лишения свободы. «Хулиганство» — по гвоздодеру и Дашкевичу. И третье, под которое сейчас проводятся обыски в редакциях, — якобы во время шествия кто-то поменял флаг на здании КГБ с официального зелено-красного на национальный (красно-белый). Именно под это дело в независимых СМИ сейчас идут обыски.

Не исключено возбуждение четвертого — против самих правозащитников. Дело в том, что в Уголовном кодексе республики существует потрясающая статья 193 «прим.» — действие от имени незарегистрированной организации. Регистрировать правозащитные организации, конечно, государство не собирается. Статья предусматривает до двух лет лишения свободы. По ней уже есть отсидевшие. Но, несмотря на это, офис «Весны» полон народу.

Только после Нового года прошло более 50 обысков по всей Беларуси. Искали в офисах партий, правозащитных организациях, редакциях газет и, конечно, на квартирах. Изымаются прежде всего носители информации: компьютеры, флешки, карты от фотоаппаратов — и верхняя одежда. Комитетчики ищут доказательную базу по массовым беспорядкам. Судя по неснижающейся интенсивности обысков, с базой у них пока не очень.

И если первые обыски были неожиданностью, то теперь к ним готовы. Кстати, для стороннего наблюдателя определить, был ли уже в этом помещении обыск или нет, очень просто. Если компьютер стоит — обыск БЫЛ. Если компьютера нет — обыска ждут.

Первый страх схлынул, и сейчас на обысках вообще все развлекаются как могут. Так, независимый спутниковый телеканал Belsat (вещает из Польши) на своей штаб-квартире в Минске из техники оставил только печатную машинку. Поставили в центре, обвязали фирменной ленточкой и прикрепили записочку: «Special for you». Гэбэшники юмора не поняли — пошли по квартирам сотрудников. А в редакции «Народной воли» реквизировали степлер, овсяную кашу с изюмом, две пачки кофе, печенье и протухший рыбный паштет. «Мы все плакались, мол, паштет не забирайте, очень деликатесный, — рассказывает сотрудница. — Надеюсь, они его съели». Компьютеры удалось изъять только в «Нашей ниве». Газета кинула клич, и уже на следующий день редакция была полностью укомплектована техникой.

6 января, 13.00

— Хотите анекдот? 8 из 10 задержанных имеют высшее образование. Еще двое пока студенты. Ключевое слово: пока.

«Солидарность» работает со студентами.

Это, кажется, самая уязвимая группа. Из 2500 человек, так или иначе репрессированных с 2006 года, 70% — студенты. В основном их задерживают на акциях. А в вузах Беларуси есть хорошая традиция — отчислять задержанных «в связи с политикой». Вот и сейчас: трое учащихся колледжей, задержанных 19 декабря, уже отчислены (на момент подписания номера пришла информация о трех отчисленных студентах вузов. — Ред.). Остальным пригрозили, но решили подождать до зимней сессии — так проще. «И это тоже прогресс, — говорит глава «Солидарности» Инна Кулей. — Раньше отчисляли сразу — «за нарушение устава, пропуски занятий»…

В рейтинге вузов по отчисленным в связи с политикой студентам лидирует БГУ. За ним следует нархоз и педагогический. Инна говорит, что за последний год было «всего» 44 отчисленных студента и она уже думала переключаться на что-то другое, а вот…

Инна рассказывает, как маму-адвоката в Гродно выгнали из коллегии после того, как она решила защищать своего сына-студента, оказавшегося на «сутках». Рассказывает, что, по информации из блогов, 27 студентов отчислены из БГУ заочно, еще пока они сидели «на сутках», а в Академии управления и БНТУ студентов вызывают в деканат за «антигосударственные» статусы в «ВКонтакте» и «Фэйсбуке».

«Солидарность» устраивает отчисленных студентов в польские, украинские, эстонские, латвийские, чешские, голландские, французские и литовские вузы. Если программа совпадает, получается даже попасть «год в год». Но на этих студентов на родине возбуждается уголовное дело — уклонение от призыва. И они уже не могут вернуться в страну.

7 января

Даша Атрощенкова четыре года помогает политзаключенным и их родственникам. Организацию называть не хочет — боится за организацию. Сейчас она пытается осознать себя в новом статусе — ее мужа, Александра Атрощенкова, пресс-секретаря Санникова, задержали, выломав дверь в квартире родителей. Сейчас он обвиняемый.

Даша — одна из «жен». Жены политзаключенных встречаются трижды в неделю, в дни передач, под окнами изолятора КГБ. Созваниваются ежедневно. Даша являет собой отличный пример того, как надо держаться.

Даша делится слухами (информации никакой нет). Пять человек в камере. Кормят нормально, но письма не пропускают, телевизоры в камерах отключили еще 20-го вечером.

Даша говорит: «Мы отключили кнопку нытья и включили кнопку выживания». И если Новый год не праздновал никто, то Рождество праздновали все — с размахом. На допросах жены стараются улыбаться: «Мы не должны показать им, что нам страшно».

Нужно сказать, что жены очень гордятся своими мужьями.

Комитетчики давят на жен и матерей: «Повлияйте на своих». Предлагают передать письма и даже организовать свидание. Основной аргумент: «Все равно столько, как Санникову, вашему не дадут». Женщины отказываются. Не все. По слухам, Рымашевского выпустили после свидания с матерью, которая и уговорила его написать объяснительную на имя Лукашенко.

С Рымашевским встретиться так и не удалось. После повторной беседы в КГБ (Рымашевский после выхода из изолятора решил было дать пресс-конференцию) для общения с прессой он недоступен.

8 января

Минск покрылся туманом. Башня «Володарки» (СИЗО № 1 МВД) смутно темнеет над улицей. Туда перевели Михалевича и, кажется, переведут Атрощенкова. «Условия там, конечно, хуже — окна разбиты, спят на полу, еда ужасная. И контингент… — рассуждают жены. — Зато, может, адвокатам к ним разрешат. Может, и мы их увидим».

— Ёсьць навіны?

— Не, дзякуй Богу*.

Кафе недалеко от изолятора КГБ. Здесь вайфай. Здесь собирается та самая несистемная оппозиция, а также журналисты и студенты. Раньше собирались в «Экспресс-крынице», но ее закрыли.

Кафе заполнено. Кафе говорит на русском, белорусском, английском и немецком. Оппозиционеры ищут слово «беспорядки» в словаре. Журналисты называют арестованных hostages — заложники.

Напротив кафе припаркована спецназовская «Газель». Спецназоцы выходят поразмяться. Вместе с унылым человеком в штатском ходят по тротуару вдоль кафе.

«Вы им меню вынесите», — просят оппозиционеры официантку.

За соседним столиком спорят о сравнительных достоинствах «Малого конспиратора» и «Как быть свидетелем». Первая книга написана в 1983 году в Польше, в разгар военного положения, вторая — в 70-е годы советскими диссидентами. Это сейчас настольные книги у белорусской молодежи.

Андрей Дмитриев, на днях вышедший из СИЗО КГБ, рассказывает, что слышал голос Ирины Халип. Не слова — двери очень толстые, а просто — голос. Ира, кажется, смеялась.

* — Новости есть? – Слава богу, нет.

P.S. ВАЖНО! Кандидат в президенты Николай Статкевич, находящийся в СИЗО КГБ, продолжает отказываться от пищи. На момент выхода номера начнется 24-й день голодовки.

Ольга Боброва
Елена Костюченко
"Новая газета"