Вахтанг Кикабидзе: «Именно благодаря солидарности крохотная Грузия и выжила»

России и Грузии надо научиться мирно жить вместе, и тогда все встанет на свои места, считает народный артист страны Вахтанг Кикабидзе.

В интервью «Бульвару Гордона», опубликованном также на сайте газеты «Салідарнасць», он рассказал, чем заплатил за отказ от российского ордена, как разговаривал в берлинском ресторане, не зная немецкого, и о чем сегодня мечтают жители Грузии.

Российские масс-медиа не устают клеймить Вахтанга Кикабидзе за отказ принять орден Дружбы из рук самого президента Дмитрия Медведева. На страницах большинства изданий развернулась настоящая кампания против артиста, и общий смысл гневных высказываний сводится к одному: «Как Кикабидзе, который обязан России славой, деньгами, карьерой, посмел так поступить?!»

Напомним: указ о награждении был подписан президентом России 19 июля 2008 года — в день, когда народному артисту Грузии, лауреату государственных премий СССР, певцу и киноактеру Вахтангу Кикабидзе исполнилось 70 лет. Под юбилей планировались и октябрьские гастроли в Москве. Однако из-за военного конфликта между Россией и Грузией всенародно любимый Мимино не только отказался от награды, но и отменил все выступления. Не поняли Вахтанга Константиновича и коллеги.

«С Российских бронетранспортеров разбрасывали листовки: если устраните Саакашвили, для вас начнется нормальная жизнь»

— Вахтанг Константинович, никогда бы не подумала, что вы окажетесь в центре громкого скандала, да еще с Кобзоном поссоритесь.

— Я сам не ожидал, что это вызовет такой резонанс. Когда в июле этого года получил телеграмму от Дмитрия Медведева, в которой говорилось, что меня награждают орденом Дружбы, — очень обрадовался.

А потом российские войска вторглись в Грузию... И вдруг Кобзон заявляет: мол, как Буба посмел отказаться от награды, которую ему присвоил народ России?

Давайте начистоту: на территории бывшего СССР народ никогда ничего не решал. Никакого отношения к обычным россиянам мой поступок не имеет. Я отказался от правительственной награды государства, которое бомбит мою родину. Было психологически тяжело прийти в Кремль за орденом и произнести благодарственную речь.

Табачник: Вахтанг, но Иосиф мне лично говорил, что ты имеешь право отказаться от любой награды, кроме ордена Дружбы.

Кикабидзе: Ян, а что мне с российскими танками делать, которые разъезжают по моей стране? Как в глаза внукам смотреть?

Не хочу никого обижать, но во время южно-осетинского конфликта иностранные журналисты спрашивали у российских солдат: «Вы знаете, куда приехали?». — «Да, — отвечали те, — в мусульманскую страну с 42-миллионным населением». Ну как мне на это реагировать?

Эти мальчики даже не знают, что мы православная страна, что Южная Осетия — это центр Грузии, что насильственное отторжение территории — страшная, кровавая вещь.

Когда из Грузии стали выводить войска, с российских бронетранспортеров разбрасывали листовки, в которых черным по белому было написано: мол, если устраните от власти Саакашвили, у вас начнется нормальная жизнь. Плюс намекнули, кого надо назначить на пост президента Грузии.

— И чья фамилия устроила бы Москву?

— Бывшего спикера парламента Нино Бурджанадзе. Она действительно умный, тонкий политик, но ведь так нельзя! Это не просто вмешательство во внутренние дела другого государства, но и призыв к свержению правительства.

Нравится мне Саакашвили или нет — это моя проблема. Но я никогда в жизни не буду ругать президента другого государства, потому что оскорблю нацию, которая его избрала.

Кстати, вы знаете, что у Путина уже прозвище появилось — Генеральный директор акционерного общества «Президент РФ». Ему все подчинено. Это ненормально, если не сказать — страшно.

Медведев даже путинскую походку стал копировать. Чем кончится подобное подражание, никто не знает. Я, например, боюсь, чтобы не было заказного убийства Саакашвили.

— Кстати, а президент Грузии оценил вашу активную гражданскую позицию?

— Девочка моя, внуками клянусь: благодарности со стороны своего правительства не жду. Думаешь, отказавшись петь в России, я не понимал, что лишаю себя куска хлеба? Ну сколько можно гастролировать по Грузии? Максимум четыре концерта в год. Все!

Теперь я практически безработный. Но иначе поступить не мог!

Между прочим, мне до сих пор приходит очень много писем из России, в которых люди признаются, что чисто по-человечески меня понимают. А еще спрашивают: «Неужели вы больше к нам не приедете?».

— Действительно, неужели больше никогда не выступите перед российской аудиторией?

— Одна московская журналистка укусила меня в своей статье: «Кикабидзе, как обычно, начал интервью с признания в любви к российскому народу». Но ведь это правда. Я обожаю русского слушателя за душевность.

Мне до сих пор стыдно, что я сорвал юбилейные концерты в Москве, ведь были вложены большие деньги, по всему городу развесили биллборды: «Вахтанг Кикабидзе. 70 лет». Пока мне трудно петь для России, я до сих пор не отошел от шока.

«В первый день войны погиб близкий друг моего внука – мальчика застрелили в упор!»

— Где вы находились, когда российские войска вторглись в Грузию?

— Ехал к семье в Гонио (курортное местечко недалеко от Батуми. — Авт.). У нас там маленькая квартирка. Вдруг звонит дочь: «Папа, возвращайся в Тбилиси, Гори начали бомбить!»

Я, если честно, не поверил. У меня в голове не укладывалось: 10 минут назад я проезжал через Гори. Оказалось, как раз успел проскочить до того, как российские самолеты стали сбрасывать бомбы.

Потом мы с семьей долго не могли выехать из Гонио — все дороги были перекрыты. В первый день конфликта погиб близкий друг моего старшего внука — мальчика застрелили в упор!

— Что почувствовали, когда поняли: началась российско-грузинская война?

— Страха не было, только безумный стыд.

Мой папа погиб в Керчи в 1942 году. Уверен, если б он дожил до наших дней — почувствовал бы то же самое. У 75 процентов моих ровесников отцы не вернулись с Великой Отечественной войны, защищая в том числе российский и грузинский народы. А сейчас все вокруг так испоганено...

В России, слава Богу, есть порядочный телеканал RTVi, который более-менее объективно освещал события в зоне конфликта. Хорошо помню, как репортер прямо в эфире сказал: «Мне плевать, что будет в Грузии, но я видел своими глазами, как вслед за российскими войсками, сжигавшими деревни, шли пожарные части, которые следили, чтобы горели только грузинские дома, а осетинские остались целы».

Сейчас в Тбилиси живут 135 тысяч беженцев из уничтоженных деревень. 35 детей из Горийского района остались сиротами. А ведь в Грузии никогда не было ни домов престарелых, ни детских приютов. Мы с друзьями устроили благотворительный концерт в помощь пострадавшим в южно-осетинском конфликте. В конце вечера каждого из этих 35 сирот разобрали по семьям.

Знаете, почему грузины хорошо поют хоровые песни? Потому что, когда становится плохо, они берутся за руки. У нас разочаровались в Саакашвили, но как только Россия вторглась в Грузию — взялись за руки и встали на сторону нашего президента. Именно благодаря такой солидарности крохотная православная Грузия, окруженная мусульманскими государствами, и выжила.

«Лев Лещенко заявил: «Если Буба считает, что Россия поступает несправедливо, пусть берет автомат и идет защищать Грузию!»

— Вахтанг Константинович, а вы своих соотечественников, продолжающих выступать в России, не осуждаете?

— У каждого своя голова на плечах. Вот Лев Лещенко в одном интервью заявил: «Если Буба считает, что Россия поступает несправедливо, пусть берет автомат и идет защищать Грузию!»

Ну не должен человек такое говорить. Если мне надо будет взять в руки оружие — сам решу, зачем и против кого. Набирать баллы за счет правильных слов, сказанных в правильный момент, не для меня.

Никогда об этом не говорил, но на следующий день после начала войны мне позвонили три человека: друг-бизнесмен Стас, Ян Табачник и Валерий Меладзе. Ян Петрович сказал: «Буба, забирай семью и переезжай ко мне». Валерий предложил то же самое, а после паузы добавил: «Я горжусь, что могу вам позвонить. Если пригласите — выступлю на вашем юбилее».

Нет ничего ценнее таких взаимоотношений. Жена всю жизнь меня укоряла: «У тебя все наоборот: на первом месте родина, затем друзья, и лишь потом — семья». Ну, таким я вырос: друзья ближе родственников.

В своей жизни я встречал только одного человека, который не понимал, что такое друг. Это был Роберт Бардзимашвили — основатель и руководитель ансамбля «Орэра», в котором мы с Нани Брегвадзе пели много лет. Меньше всех на свете я любил именно его. Но когда Роберт умер, я единственный, кто организовал похороны и проводил его в последний путь, потому что знаю, как это страшно — остаться одному на всем белом свете.

Друзья могут годами не общаться, но если тебе тяжело, любой звонок от них — праздник. «А когда мне приятно...

— ...я тебя так довезу, что тебе тоже будет приятно».

— (Улыбается). Да, это мой любимый момент из «Мимино».

Кстати, вы знаете, что изначально никакого армянина в «Мимино» не предполагалось? Напарником главного героя должен был стать русский турецкого происхождения. На эту роль утвердили Евгения Леонова. По замыслу режиссера Георгия Данелии он должен был ходить в кепке, плеваться сквозь зубы и не вынимать руки из карманов.

Женя прочел сценарий и сказал, что таких русских не бывает. И вдруг кто-то предложил сделать напарником главного героя армянина. Вот так моим партнером стал гениальный актер Фрунзик Мкртчян.

«Во мне накопилась усталость от того, что во всем замешана политика»

— Вам было очень обидно?

— Я ощутил, какая во мне накопилась усталость от того, что во всем замешана политика.

Еще до войны, месяцев восемь назад, в московском храме Христа Спасителя мне вручили орден «Честь и достоинство». Вместе со мной эту награду получили два адмирала, разведчик, актеры Элина Быстрицкая, Владимир Этуш и многие другие, дай им Бог здоровья. Меня поразило, когда один из адмиралов, очень пожилой человек, в своей благодарственной речи вдруг — ни к селу ни к городу — выпалил: «Но Севастополь будет наш!»

Выходит второй адмирал и точно так же в конце закричал: «Севастополь будет наш!». Я просто обалдел.

Вчера, совершенно не понимая украинского языка, я до полуночи смотрел телевизор. Интересно было, что решат с Верховной Радой, коалицией, кризисом. Водитель, который возил меня по Киеву, признался, что больше никогда не пойдет на выборы, — надоело! И в Грузии, и в Украине народ измучен и разочарован.

О, вспомнил старый анекдот: Тбилиси, 1992 год, воды, света, газа — ничего нет. Грузин звонит друзьям: «Осточертела такая жизнь, приезжайте и похороните меня, и пусть перед гробом играет духовой оркестр».

По городу идет траурная процессия, впереди — оркестр, а грузин сидит в гробу и курит. Прохожие недоумевают: «Неужели заживо похоронят?»

Вдруг к «покойнику» обращается симпатичная женщина: «Батоно Гия, давайте попробуем начать жизнь сначала: я одинока, у меня пятикомнатная квартира на шестом этаже». Грузин останавливает музыкантов: «А лифт есть?». — «Нет». — «Играйте, ребята!».

— Усталость и разочарование, конечно, есть, но, честное слово, Вахтанг Константинович, в гроб не хочется.

— Что сейчас, что в советские времена, люди всегда были обделены вниманием и уважением со стороны государства. Когда-то давно Фрунзик Мкртчян позвонил мне из Еревана: «Буба, ты же знаешь Эдуарда Шеварднадзе. Как думаешь, если мне отказали в очереди на «волгу» (а тогда она была, как 600-й «мерседес»), он поможет?». Я отвечаю: «Дорогой, если Эдуард Амвросиевич тебя увидит — сразу выпишет любое авто».

Так и получилось, Фрунзик был счастлив. И не потому, что у него появилась машина — ему дорого было внимание.

У меня были исторические гастроли в Одессе: несколько дней подряд огромный зал был переполнен, сбор от концерта — 75 тысяч рублей, а советский исполнитель получал всего 7 рублей 50 копеек за выступление, остальное забирало государство.

Однажды концерт совпал с футбольным матчем. Я сразу предложил организаторам: «Давайте все отменим и пойдем на стадион». Мне отказали. Тогда я пошел к врачу, сунул ему пятерку и получил справку, в которой утверждалось: «Кикабидзе болен, два дня петь нельзя». Если бы я получал за работу хотя бы 100 рублей — ни за что бы не увиливал от концерта.

В Союзе эта уравниловка и презрение к личности убивала интерес ко всему. У нас всегда была мечта жить как в нормальных, цивилизованных странах. Уверен, Ян Петрович сделает все, чтобы его сыновья получили высшее образование в лучших вузах мира. Наверное, я уже не доживу до этих светлых дней, но верю, что и Грузия станет цивилизованным государством, в котором не страшно отпускать детей одних в школу.

Табачник: Вахтанг, давай выпьем за то, чтобы наши дети и внуки учились не так, как мы с тобой.

— С этого места подробнее, пожалуйста.

Табачник: Недавно в своем родном городе Черновцы я оборудовал компьютерный класс. И дети меня спрашивают: «Ян Петрович, вы в нашей школе учились?». — «Нет, — отвечаю, — моей школы давно нет. Но если бы она и сохранилась, ни за что бы ей не помогал, потому что меня оставили на второй год». Когда я рассказал об этом Вахтангу, он расхохотался.

Кикабидзе: Меня в отличие от Яна три раза отправляли на второй год: в третьем, пятом и восьмом классах.

Мой внук в шесть лет пошел в школу и почему-то был уверен, что учиться надо будет ровно один день. Ребенок возвращается после уроков и жалуется бабушке: «Оказывается, в школу 10 лет ходить надо. Больше туда не вернусь!». — «Как тебе не стыдно? — пристыдила его моя жена. — Вон дедушка 14 лет учился». (Смеется).

«Сегодня в Грузии только один тост: за мирную, спокойную жизнь»

— Не жаль было столько времени потратить на среднее образование?

— Я на улице образовывался. В детстве в моем дворе жила тетя Рая — очень эрудированная русскоязычная еврейка, ее мужа-генерала расстреляли. Она жила очень бедно: стул, стол, кровать и безумно много книг — все! Тетя Рая плохо видела, и я часто ей помогал: на рынок ходил, лекарства приносил и так далее. В благодарность она приучила меня к чтению.

Это было так давно, в Грузии еще керосиновыми лампами пользовались. Мы росли без отцов, матери с утра до вечера вкалывали. Но и улица тогда другой была. Никто даже не знал, что такое наркотики.

Когда прошел слух, что в городе появился наркоман, мы с пацанами специально поехали в Сабуртало (большой жилой район в Тбилиси. — Авт.) на него посмотреть. Наркомана звали Васико. Я был уверен, что у него, как минимум, две головы и четыре руки, а увидел худого, желтого человека, который еле ходил.

Сейчас все по-другому. Молодежь мало читает. Я как-то в московском аэропорту пытался купить книгу, а на прилавках оказались бестселлеры вроде «Встреча в гробу», «Кровь и любовь» и так далее. Я у девушки-продавщицы спрашиваю: «Достоевский есть?». — «Кто?» — не поняла она.

Единственное, о чем жалею из своего школьного периода, — не выучил иностранные языки. Но здесь меня смекалка выручает.

Когда-то мы с Нани Брегвадзе пришли в берлинский ресторан. Смотрим меню. Естественно, ни она, ни я немецкого не знаем. Мимо проходит официант с фруктовым тортом. «Буба, — говорит Нани, — как заказать такой десерт?». — «Скажи ему просто, — советую я Нани, — «Тортен-фрутен». Через некоторое время Нани приносят десерт. Я на радостях делаю заказ: «Цвайн тортен-фрутен». Официант внимательно на меня посмотрел и ответил: «Нихт шпрэхе дойч». («Я не говорю по-немецки». — Авт.).

— Это правда, что осенью вы должны были сняться вместе с Мариной Нееловой, но из-за отказа от ордена с вами разорвали контракт?

— Я сам отказался. После начала войны понял, что у съемочной группы возникнет много проблем из-за фамилии Кикабидзе в титрах. Позвонил режиссеру и сказал: «Делай все, чтобы фильм состоялся, я не обижусь».

— Вахтанг Константинович, что будет дальше с российско-грузинскими отношениями?

— Знаю одно: колбасы по 2,20 больше не будет. Никогда! Возврат в СССР невозможен. Поэтому надо научиться жить вместе, и тогда все встанет на свои места. Сегодня в Грузии только один тост: «За мирную, спокойную жизнь!»