Планета Плюк времен отстоя

Любую страну можно превратить в известную планету Плюк.

Китайцы подарили Путину Луну. Не всю, конечно. Щепотку серой пыли – полтора грамма. Подарок шикарный, но двусмысленный. Лучше бы вручить что-нибудь попроще и поскромнее. На кой ему эти межпланетные проблемы. Своих, земных, выше крыши. Если так уж хотели порадовать гостя во время его февральского визита в Пекин, могли бы презентовать даже обычную сосновую шишку из Шаолиня. В знак признания его невероятных успехов во всяких единоборствах. Дешево и сердито. И смысл глубокий. И перед ближайшим окружением похвастать можно: эвон где помнят и ценят.

А с этой нездешней пылью что теперь делать? Можно бы просто закинуть подальше и забыть. Но все не так просто. А вдруг товарищ Си при очередной встрече, если такая еще случится, спросит невзначай: а как там пыль? Может возникнуть большой конфуз. Или придется врать напропалую, что драгоценные полтора грамма в лучших лабораториях подвергли всестороннему исследованию и выяснили… Что?

Одним словом, тот еще подарочек. С намеком. Да еще с каким! Давно ли на весь мир кричали, что страна победившего пролетариата первой вышла в космос. Кто бы мог оспорить – советский спутник висел у всех над головами. А следом и первый человек шагнул отважно в космос. А теперь вот надо млеть и улыбаться, изображая неслыханную радость – зажиточный сосед расщедрился, коробочку лунной пыли подарил.

Невезуха. Четкая, неотступная и, похоже, навсегда. А чему тут удивляться? Если квалификация позволяет, любую страну можно превратить в известную планету Плюк. Где так радостно жить, и где всегда война. Вот летит по небу полуночи могучая машина – СУ-34.

Внизу какой-то город. Большой, возможно, областной. И под крылом никак уже перекресток улиц Ватутина и Губина просматривается четко. Все освещено, никакой тебе светомаскировки. Автомобильчики бегают, суетятся. Мир. Покой. Своя земля, которую надо защищать от коварных и многочисленных врагов. А позиции противника – это еще далеко. Где-то там, впереди, в непроглядной темноте.

И вдруг под крылом, на перекрестке – мгновенная вспышка. Четыре автомобильчика взрывом унесло. Один даже забросило на крышу магазина. С чего бы вдруг? А это, как будет отмечено потом в официальных документах, нештатный сход боеприпаса. А проще говоря, две бомбы сами наметили себе цель и посыпались на злополучный перекресток. Над магазином, на крышу которого счастливо приземлился чей-то автомобиль, болтается теперь на ветру искореженная вывеска. Еще можно разобрать два слова – «Белый город». Кто виноват? Да никто. Все путем – планета Плюк в полном комплекте.

Но это просто лирика. К тому же весна, апрель. И двадцатое число уже осталось в прошлом. Разлила ли Аннушка масло, еще толком неизвестно, однако человек с коробочкой лунной пыли уже спустился в бункер. И немецкий писатель Гюнтер Грасс, лауреат Нобелевской премии, когда-то переживший подобную весну, уже давно поведал миру, что бывает со страной, которая тупо и безрассудно увязалась за серым, невзрачным человечком. И не важно, с коробочкой заветной пыли он или с пистолетом, в котором всего один патрон. Вот этот текст. Германия, апрель сорок пятого. Последних призванных с маршевой ротой гонят на фронт. Никакого фронта уже нет. И ни единого шанса выжить. Прочесть такой фрагмент – это как в будущее заглянуть. Возможно, недалекое.

«А потом я вижу первых мертвецов. Молодых и старых, в армейской форме. Они висят на еще голых придорожных деревьях или на липах, растущих на рыночных площадях. Картонка на груди гласит, что повешенный – «трус, подрывающий боеспособность вооруженных сил». Мой ровесник, да еще с пробором слева, как у меня, висит рядом с офицером неопределенного звания, которого военно-полевой суд разжаловал перед казнью. Шпалеры из мертвецов, нас проносят мимо оглушительно грохочущие гусеницы танков. Никаких мыслей, запечатлелись только картины.

В стороне вижу на пахоте крестьян, тянущих борозду за бороздой, словно ничего вокруг их не касается. Один из них впряг корову. За плугом – воронье.

И снова вижу забившие дороги толпы беженцев: конские повозки, между ними старухи и подростки тащат за собой или толкают перегруженные ручные тележки. На чемоданах и узлах сидят дети, пытающиеся спасти своих кукол. Старик тащит тележку с двумя ягнятами, которые надеются уцелеть на войне».

Уцелеют ли? Старики. Подростки. Дети. Все те, кто застрял на войне — на той и этой. Весна. Апрель. Уже затейник этого безумия отметил свой последний день рождения. Спустился в бункер, чтобы из него никогда уже не выйти. Но механизм давно проигранной войны еще работает исправно.

И у двух ягнят в тележке старика из толпы беженцев шансов выжить столько же, сколько и у семнадцатилетнего солдата, которого последний танк разгромленного вермахта еще спешит доставить на линию огня. А тот, кто по приговору военно-полевого суда уже получил веревку и на грудь табличку с коротким словом «трус», точно так же мог бы следовать туда же, уцепившись за броню потрепанной «Пантеры». Но попал в облаву. Не повезло. Сработал все тот же механизм.

А невзрачный тип слишком поздно спустился в свой последний бункер.

Владимир Халип, специально для Charter97.org