Зло творится в тишине

Говорить о политзаключенных – наша общая обязанность.

Что именно произошло с Виктором Бабарико, мы не знаем до сих пор. Нам не потрудились сообщить. И теперь все, кто переживает за него, вынуждены искать хоть какие-то сообщения в телеграм-каналах, у авторов которых точно так же нет полной информации, и гадать: избиение? пытки? истязания? болезнь? Демонстративное молчание колхозных инстанций усиливает ненависть к ним и страх за Бабарико. Что же там, черт возьми, с ним происходит?

Мы не знаем. И видим, как постепенно общество отодвигали от любой информации о политзаключенных. Уже два месяца от Виктора Бабарико не приходят письма. Еще раньше к нему перестали пускать адвокатов – впрочем, и адвокатов-то у него теперь нет: лишили лицензии Лаевского и обоих Пыльченко – отца и сына, – а затем и Чижика. Свиданий и звонков тоже не было давно. То есть Бабарико остался без адвокатов, писем, связи с родными, и что с ним происходило в новополоцкой колонии до попадания в районную больницу, неизвестно. Один бывший политзаключенный, выйдя на свободу, говорит, что Бабарико в ШИЗО. Другой – что он в ПКТ. И то, и другое – правда на момент освобождения каждого из бывших политзеков. Но в колонии все может измениться очень быстро, и отсутствие регулярно поступающей на волю информации – из писем, из разговоров с адвокатом – развязывает руки не только вертухаям, но и сотрудничающим с администрацией заключенным.

Это старая тактика полной изоляции, которую режим начал внедрять еще лет десять назад, а теперь, за последние годы, довел до совершенства. Потому и нет известий от Николая Статкевича уже почти три месяца, потому и не пустили адвоката к Елене Лазарчик ни разу с конца января – с момента ее прибытия в гомельскую колонию. Человека лишают звонков, писем, свиданий, встреч с адвокатом, а внутри зоны другим заключенным под страхом ШИЗО запрещается даже здороваться с политическим. Политзек должен почувствовать острое, невыносимое, тотальное одиночество, лишиться любой опоры, любого костыля, на который можно опереться, пусть это даже будет сказанное шепотом «доброе утро». И пусть он сходит с ума вместе со своими близкими, которые пока остаются по эту сторону решетки.

А главное – в этом информационном вакууме можно творить все, что угодно. Повезло, что у Бабарико известная фамилия: кто-то из врачей новополоцкой больницы увидел, рассказал знакомым – и скудная информация без подробностей случившегося просочилась сквозь решетки и «запретки». А сколько политзаключенных сейчас где-то в медсанчасти или в районной больнице после таких же избиений, пыток и издевательств? Мы не знаем. По данным «Вясны», в новополоцкой колонии отбывают срок 87 политзаключенных. А теперь давайте проведем маленький эксперимент: сколько фамилий политзеков из ИК-1 вы можете сходу назвать? Уверена, что вы назовете две: Бабарико и Лосик. Журналисты могут назвать четыре – добавить медиаменеджера Андрея Александрова и фрилансера «Свабоды» Андрея Кузнечика. И все.

А говорят ли вам что-нибудь фамилии Комбуль, Малюга, Павленко, Тимощук? Ничего. Мне тоже. А это политзаключенные из той же колонии. Но если их доставят в новополоцкую больницу, никто из персонала не обратит на это внимания и никому не сообщит – мало ли народу привозят. Так что мы не знаем не только настоящее количество политзаключенных. Даже среди тех, кто ими признан, нам неизвестно точное количество тех, кто сейчас подвергается пыткам и истязаниям.

Кстати, насчет количества. На днях в государственном телеэфире появилось интервью с бизнесменом Дмитрием Богушем. «Интервью-раскаяние», как окрестили его сами пропагандисты. Но дело не в содержании интервью. Не в том, как они изображали, что пошли навстречу заблудшей овце и разрешили говорить на «главном телеканале страны». И не в том, как камера жадно, похотливо ловила крупным планом непременно тот момент, когда на глазах у человека выступают слезы. Просто оказалось, что Дмитрий Богуш уже несколько месяцев сидит в СИЗО за комментарии в соцсетях. Но ни в каких списках правозащитников его нет. И это не вина правозащитников. Это страх родственников, которые думают, будто в полной тишине у человека больше шансов отделаться условным сроком. Но они ошибаются. Условные сроки с того самого августа уже не дают. А за деятельное раскаяние и сделки со следствием дают иной раз даже больше, чем без них, как это случилось, к примеру, с Юрием Зенковичем. Именно в тишине творится абсолютное зло.

Не скажу, что гласность равна безопасности: в Беларуси безопасных мест не осталось, и уж тем более в тюрьмах. Но чем громче и чаще звучат фамилии политзаключенных, тем больше вероятность, что в ситуации, подобной той, в которой оказался Виктор Бабарико, кто-то из врачей, медсестер, санитарок, регистраторов точно так же узнает фамилию и расскажет хотя бы друзьям. А среди них непременно найдется тот, кто сообщит журналистам или правозащитникам. И тогда творить зло, о котором никто никогда не узнает, уже не получится. Выздоравливайте скорее, Виктор Дмитриевич.

Ирина Халип, специально для Charter97.org

Если вам понравилась статья, вы можете поддержать сайт Charter97.org следующим образом:

РАСЧЕТНЫЙ МУЛЬТИВАЛЮТНЫЙ СЧЕТ ДЛЯ ПОЖЕРТВОВАНИЙ:

Название банка: Bank Millennium S.A.
Адрес: ul. Stanislawa Zaryna, 2A, 02-593, Warszawa
IBAN: PL 97 1160 2202 0000 0002 1671 1123
SWIFT: BIGBPLPW
Название владельца счета: Fundacja “KARTA ‘97”
Назначение платежа: Darowizna na cele statutowe

Связаться с нами можно по адресу [email protected]