Восемь месяцев «Пражской весны»

Полвека назад в Чехословакии произошли события, повлиявшие на ход мировой истории.

Вопреки законам природы «Пражская весна» началась зимой — с приходом к власти реформаторского крыла компартии. Закончилась летом — с приходом советских танков. Мгновение надежды обернулось затяжной национальной катастрофой, стремление к свободе — унижением достоинства народа.

«Мир сдвинулся с мертвой точки»

Мой отец первый раз попал в Чехословакию (и вообще за границу) в 1966 году в составе делегации уральских металлургов. Тогда (мне было 10 лет) я и узнал, что есть такая страна, где «русских любят крепче, чем своих», где «можно постучаться в любую дверь, и тебя накормят, напоят и спать уложат». Многие годы спустя эти бесхитростные чувства моего отца в разговоре с журналистом Леонидом Шинкаревым разделит один из идеологов «Пражской весны» Зденек Млынарж: «У чехов никогда не было, быть не могло, массовых антирусских настроений, мы не знали антисоветизма, и если что-то страшное случилось, у него есть точная дата возникновения — 1968 год». Уточним: убийственное лето, август 68-го… Чехословакия шла к этому пределу 8 месяцев.

Это было яркое и бурное время. Чехословацкая молодежь зачитывалась книгами бит-поколения. Кумиры 60-х — Уильям Берроуз, Джек Керуак, Аллен Гинзберг, Грегори Корсо… Чехословацкий кинематограф поднимался на «новой волне»: на фильмах Милоша Формана, Веры Хитиловой, Юрая Якубиско… На подмостки вышли герои Беккета, Ионеско, Гавела… И повсюду — рок-н-ролл! Он даже в католические храмы прорвался: церковь старалась идти в ногу со временем. Старалась и компартия. Нет, на пленумы ЦК КПЧ не приглашали рок-музыкантов, но страсти кипели и в партийных «храмах», там был свой «рок-н-ролл».

ИЗ БЕСЕДЫ С ВАЦЛАВОМ ГАВЕЛОМ (2008 ГОД)

«У шестидесятых была особая атмосфера, свой стиль, своя мода. В общественную жизнь вступало поколение, не познавшее трагедию Второй мировой войны, не прибитое, не выхолощенное холодной войной. У этого поколения был иной, я бы сказал, незамутненный взгляд на окружающий мир.

Смею утверждать, что я был не только созерцателем той эпохи, но и в определенном смысле ее «действующим лицом»: в 60-е были поставлены мои первые пьесы, которые потом разбрелись по свету. К тому же «Пражская весна» сделала меня выездным, у меня наконец-то появился заграничный паспорт (до этого — неосуществимая мечта), и я отправился в Америку — на премьеру своей пьесы. А в Америке — студенческие забастовки. В бродвейских театрах — бескомпромиссно одетая, патлатая публика в коралловых бусах. Спектакль «Волосы» прямо с театральной сцены выплескивался в зрительный зал, из зала — на улицы и дальше — на массовые митинги в Центральном парке Нью-Йорка.

Было ощущение, что мир сдвинулся с мертвой точки. Моду диктовали Битлы, Лу Рид, Энди Уорхол и независимые студенческие движения. Пик шестидесятых — «Пражская весна», забастовки студентов в Америке, студенческая революция в Париже… И в Чехословакии, кстати, в противовес официозному Коммунистическому союзу молодежи стали быстро и неожиданно возникать независимые организации, не обремененные идеологической фразеологией. Это была «инициатива снизу», никто не заставлял, да и не мог заставить свободных молодых людей объединяться свободно.

В общем, шестидесятые — время хитросплетений: с одной стороны — коммунисты-реформаторы, с другой — те, кто никогда не был встроен в коммунистический режим. Это два полюса, которые невозможно вырвать из контекста «Пражской весны».

Вацлав Гавел (1936–2011) — драматург, диссидент и политзаключенный, последний президент Чехословакии (в начале 90-х страна бескровно, в чем и его немалая заслуга, разделилась на два государства: Чехию и Словакию), первый президент Чешской Республики (1993–2003 годы).

«Не только пионеры с букетами»

В октябре 1967 года вспыхнул конфликт между лидером ортодоксального крыла компартии, первым секретарем ЦК КПЧ, президентом страны Антонином Новотным и выдвиженцем партийных реформаторов Александром Дубчеком. Новотный надеялся в этом противостоянии на поддержку Брежнева, но просчитался. Леонид Ильич его недолюбливал за «неправильное» реагирование на отставку Хрущева в 1964 году. Новотный не только не одобрил заговор «старших братьев», но и опубликовал в газете «Руде право» (центральный орган КПЧ) статью в защиту Никиты Сергеевича. И вообще вел себя в оттепельные 60-е независимо (так казалось Брежневу). Другое дело Дубчек — проверенный товарищ, молодой, толковый и… покладистый. Этот не подведет (так казалось Брежневу).

Лишившись поддержки Москвы, чехословацкие партконсерваторы проиграли. На январском 1968 года пленуме ЦК КПЧ верх взяли коммунисты-реформаторы, Дубчека избрали первым секретарем ЦК. Новотный остался в кресле президента республики.

ИЗ БЕСЕДЫ С ВАЦЛАВОМ ГАВЕЛОМ (2008 ГОД)

«Александр Дубчек был для общества одним из партийных функционеров, практически никто не видел разницы между ним и «ястребами» в партии. Но под давлением общества, по мере освобождения прессы от коммунистической цензуры реформаторы начали брать во внимание требования огромной массы людей. Коммунисты с удивлением заметили, что могут быть популярны в народе, что их могут приветствовать не только пионеры с букетами и не только мобилизованные «по случаю» толпы трудящихся. Стихийная поддержка, о которой коммунисты прежде не ведали, их вдохновляла. Коммунисты были вынуждены пойти на реформирование системы под давлением общества. Власти попросту было некуда деться».

Не только давление, но и поддержка партийного и государственного руководства (в марте 68-го президентом Чехословакии стал Людвик Свобода, боевой генерал, трижды Герой ЧССР, Герой Советского Союза) со стороны общества была колоссальной: 70 процентов граждан доверяли компартии, 25 процентов из них доверяли безоговорочно.

Политические реформы Дубчека («социализм с человеческим лицом») были восприняты руководством СССР и ряда соцстран (ГДР, Польша, Болгария) как угроза.

Александр Дубчек (1921–1992) — инициатор радикальных реформ 1968 года, лидер «Пражской весны», первый секретарь ЦК КПЧ (в 1969 году его на этом посту сменил Густав Гусак). В 1970 году исключен из партии и направлен на работу в лесничество. В большую политику вернулся в ноябре 1989 года на волне «бархатной революции», один из самых активных ее участников. В декабре избран председателем Федерального собрания (парламента) Чехословакии. В ноябре 1992 года скончался от тяжелых увечий, полученных в автокатастрофе.

В конце марта 1968 года ЦК КПСС разослал партактиву закрытое письмо о положении в ЧССР: «В Чехословакии ширятся выступления безответственных элементов, требующих создать «официальную оппозицию», проявлять «терпимость» к различным антисоциалистическим взглядам и теориям… Делаются попытки бросить тень на внешнеполитический курс Чехословакии и подчеркивается необходимость проведения «самостоятельной» внешней политики. Раздаются призывы к созданию частных предприятий, отказу от плановой системы, расширению связей с Западом. Более того, в ряде газет, по радио и телевидению пропагандируются призывы «к полному отделению партии от государства»… Следует отметить, что безответственные выступления в прессе, по радио и телевидению под лозунгом «полной свободы» выражения мнений, дезориентирующие массы, не получают отпора со стороны руководства КПЧ…»

Четвертого мая 1968 года Брежнев принял в Москве делегацию во главе с Дубчеком и резко раскритиковал чехословацкие реформы.

«Масла в огонь подлил» академик Сахаров. В июне в «самиздате» вышла его статья «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе», перепечатанная «Нью-Йорк Таймс», подхваченная «Голосом Америки», Би-би-си, «Немецкой волной»…

«В 1968 году самыми волнующими стали новости из Чехословакии, — писал Андрей Дмитриевич. <…> Казалось, что в Чехословакии происходит, наконец, то, о чем мечтали столь многие в социалистических странах: социалистическая демократизация (отмена цензуры, свобода слова), оздоровление экономической и социальной систем, ликвидация всесилия органов безопасности внутри страны с оставлением им только внешнеполитических функций, безоговорочное и полное раскрытие преступлений и ужасов сталинистского периода («готвальдовского» в Чехословакии). Даже на расстоянии чувствовалась атмосфера возбуждения, надежды, энтузиазма, нашедшая свое выражение в броских, эмоционально-активных выражениях — «Пражская весна», «социализм с человеческим лицом».

Академик Сахаров не мог знать о надвигающейся катастрофе. Но о ней хорошо знал лидер венгерских коммунистов Янош Кадар. 17 августа он предупредил Дубчека: ситуация критическая. В этот же день политбюро ЦК КПСС приняло решение «оказать военную помощь здоровым силам» в Чехословакии.

«Никто в содеянном не раскаялся»

Чехословацкая правительственная комиссия по расследованию событий августа 1968 года проштудировала 100 тысяч страниц документов. Были в этом бумажном море и два пятикилограммовых фолианта, переданных в 1992 году президенту Чехословакии Вацлаву Гавелу президентом России Борисом Ельциным. Что зафиксировали протоколы секретных заседаний в Москве руководителей Болгарии, Венгрии, ГДР, Польши и СССР?

8 мая 1968 года, гриф «Совершенно секретно». Чешские историки обратили внимание на выступление Яноша Кадара. Он заявил, в частности, что в Чехословакии никакой контрреволюции нет! «Пражская весна» между тем была в разгаре. Позже, накануне вторжения, Леонид Брежнев скажет «неблагонадежному» Кадару: «Янош, если дашь хотя бы одну дивизию, то получишь от нас все что пожелаешь». Речь шла о поставках нефти, финансовых вливаниях и других ценных «подарках».

Войска стран Варшавского договора вторглись в ЧССР в ночь с 20 на 21 августа. Объединенной группировкой (до 500 тысяч военнослужащих и пять тысяч танков) командовал главком сухопутных войск СССР, генерал армии И.Г. Павловский. Вторжение осуществлялось по 18 направлениям с территории ГДР, Польши, СССР и Венгрии. Двухсоттысячная Чехословацкая народная армия (по оценкам специалистов, на тот момент одна из сильнейших в Европе) оставалась в казармах, выполняя приказ Верховного главнокомандующего, президента республики Людвика Свободы.

ИЗ БЕСЕДЫ С ПАВЛОМ ЛИТВИНОВЫМ (2008 ГОД)

«О нашем намерении выйти на площадь КГБ знал заранее, еще до вторжения в Чехословакию, потому что это носилось в воздухе. Среди нас были профессиональные слависты: Наташа Горбаневская, Лара Богораз и Костя Бабицкий. Они систематически переводили статьи из чешских газет того времени, которые свободно продавались и у нас. Например, они перевели манифест чехословацких интеллектуалов «Две тысячи слов», выступление чешского писателя Людека Вацулика на съезде чехословацких писателей (июнь 1967 года. — В. Я.), которое перекликалось с письмом Солженицына Союзу советских писателей (май 1967 года. — В. Я.). То есть мы внимательно следили за тем, что происходит в Чехословакии.

Начиная с апреля-мая в советской прессе стали появляться античехословацкие материалы, потом состоялась известная встреча советского и чехословацкого руководства в Чиерне-над-Тисой. Вот тогда нам стало ясно, что вторжение неизбежно и надо выходить на площадь.

К Лобному месту мы подошли с разных сторон в полдень 25 августа, страха не было, был адреналин*. В общем, мы сели на Лобном месте, Наташа Горбаневская принесла мне плакат с моим любимым лозунгом Герцена: «За вашу и нашу свободу!» Костя Бабицкий принес плакат, на котором на одной стороне по-русски, на другой по-чешски было написано: «Да здравствует свобода и независимость Чехословакии!»

Судили нас по статье 190/1 — «Клевета против советского строя» и 190/3 — «Нарушение общественного порядка с препятствованием работе общественного транспорта».

Акцию на Красной площади принято называть «демонстрацией семи». В действительности демонстрантов было восемь: Константин Бабицкий, Татьяна Баева, Лариса Богораз, Наталья Горбаневская, Вадим Делоне, Владимир Дремлюга, Павел Литвинов и Виктор Файнберг. Во время следствия все демонстранты заявили, что Баева не участвовала в акции, а случайно оказалась поблизости. В результате она не попала под суд.

Павел Литвинов родился 6 июля 1940 года. В 1961 году окончил физический факультет МГУ. В 1967-м активно включился в диссидентское движение. 25 августа 1968 года принял участие в демонстрации протеста на Красной площади против вторжения войск Варшавского договора в Чехословакию, за что в октябре того же года получил 5 лет ссылки. В 1974 году был вынужден эмигрировать в США.

Задолго до вторжения у советского руководства была информация, что Соединенные Штаты ничего не предпримут в случае вторжения войск Варшавского договора в ЧССР. В конце июля госсекретарь США Дин Раск в беседе с советским послом в Вашингтоне Анатолием Добрыниным дал понять, что Америка не намерена участвовать в решении «чехословацкого вопроса». По словам Раска, администрация президента Линдона Джонсона «не хочет создавать впечатления, будто за событиями в Чехословакии стоят США», как это утверждала советская печать. Кроме того, американское командование в Европе в начале июля получило приказ, запрещавший наращивать наземное и воздушное патрулирование вдоль чехословацкой границы и предпринимать какие-либо действия, которые могли бы быть истолкованы Москвой как поддержка «Пражской весны».

Тем не менее 21 августа, опасаясь возможного столкновения с силами НАТО, советское командование развернуло пять дивизий на юго-западном направлении вдоль шоссе Карловы Вары–Пльзень–Ческе-Будеёвице. В течение 36 часов армии стран Варшавского договора (от участия в интервенции отказалась только Румыния) установили полный контроль над Чехословакией. Операция «Дунай», разработанная весной 1968 года объединенным командованием Варшавского договора совместно с Генеральным штабом ВС СССР, завершилась.

ИЗ БЕСЕДЫ С ВАЦЛАВОМ ГАВЕЛОМ (2008 ГОД)

«Оккупация меня застигла в Либереце (Северная Чехия. — В. Я.). Там была настоящая бойня. В толпу на площади въехали танки, люди попали под гусеницы. Началась автоматная стрельба. Я видел, что стреляли до смерти напуганные, обезумевшие парни в советской форме, которые не знали, где и почему оказались, не понимали, что происходит. Видимо, из-за этой трагедии в Либереце не остался советский гарнизон, танки ушли из города. И сразу следом начались массовые митинги. При городской ратуше была организована команда, которая возглавила этот мирный протест. Наше сопротивление длилось неделю — до возвращения делегации во главе с Дубчеком из Москвы».

Чехословакия «ответила» на оккупацию в марте 1969 года в Стокгольме, на чемпионате мира по хоккею, обыграв в двух матчах (таков был регламент) сборную СССР. «Ваши танки — наши бранки!» (шайбы) — эту речевку скандировали униженные и негодующие люди на улицах своих оккупированных городов.

В 1969 году Александра Дубчека на посту руководителя КПЧ сменил Густав Гусак. Начался так называемый процесс нормализации, в ходе которого из страны по политическим мотивам эмигрировали около трехсот тысяч человек, полмиллиона нелояльных режиму коммунистов были даже не исключены, а «вычеркнуты» из партии.

ИЗ БЕСЕДЫ С ВАЦЛАВОМ ГАВЕЛОМ (2008 ГОД)

«После воцарения Густава Гусака на партийно-государственном троне началось беспощадное закручивание гаек, наступило время партийных чисток, тотальной деморализации общества. Режим буквально заставлял людей присягать на верность себе и оккупантам».

«Пражская весна» вернулась через 20 лет, поздней осенью 1989 года. «Бархатная революция» смела коммунистический режим, «отправив» Гусака в позорную отставку с поста генсека партии и главы государства. Президентом Чехословакии был избран Вацлав Гавел.

Оккупация закончилась в июне 1991 года — с выводом из Чехословакии Центральной группы войск (ЦГВ).

Как мы уходили

У Йозефа Бандора, таможенника на железнодорожном пограничном узле в Чиерне-над-Тисой, такая судьба: в ночь на 21 августа 1968 года он «встречал» поезда, груженные «интернациональной помощью» для Чехословакии. А 21 июня 1991 года в 16 часов 53 минуты по среднеевропейскому времени он же провожал последний эшелон с советскими солдатами.

Длившийся 16 месяцев вывод советских войск проходил без цветов и прощальных духовых оркестров. «Мы не отмечали их прихода, не будем отмечать и уход», — сказал мне (я тогда работал корреспондентом ТАСС в Чехословакии) Милослав Мюллер, староста местечка Миловице, откуда отправился к чехословацко-советской границе тот самый эшелон.

Начиная с февраля 1990 года, когда министры иностранных дел Динстбир и Шеварднадзе подписали в Москве соответствующее соглашение, по июнь 91-го Чехословакию покинули 113 тысяч 421 человек, включая солдат, офицеров, членов их семей и вольноопределяющихся. Кроме того, было вывезено почти 95 тысяч тонн боеприпасов, 1220 танков, 2505 боевых машин пехоты, для чего понадобилось 33 тысячи вагонов. Да вдобавок на своих крыльях улетела целая воздушная армия.

Последним Чехословакию 28 июня покинул командующий ЦГВ генерал-полковник Эдуард Воробьев. Я помню, как он поднялся по трапу транспортного Ан‑24, развернулся, приложил руку к козырьку генеральской фуражки и скрылся в утробе самолета. Сверкание фотовспышек было ему прощальным салютом на военном аэродроме Кбелы. А незадолго до этого генерал скрепил своей подписью протокол о завершении вывода войск. К подписанию документа, который содержит всего 150 слов, чехи и словаки шли 8343 дня.

Виталий Ярошевский, «Новое время»