Как от России отделилась Идель-Уральская республика

Ее также называли «Волжско-Уральский штат».

Первой национально-территориальной автономией на территории Волго-Уральского региона был штат Идель-Урал. Между тем, на разных этапах и в различных документах он упоминается под названиями "Волжско-Уральский штат", "Идель-Уральская республика", "штат Идель-Урал". Речь, однако, всегда шла об одном проекте, пишет idelreal.org.

Как писалось в предыдущих наших публикациях, к этому проекту татарская политическая элита шла в течение всего 1917 года — с самого момента февральской революции. Он стал результатом компромисса между двумя фракциями: "төрекчеләр" — сторонников национально-культурной автономии — и "туфракчылар" (от татарского слова "туфрак" — "почва") — сторонников территориальной автономии. Идеологом первого варианта был известный в то время обещственный и политический деятель (осетин-мусульманин по этническому происхождению) Ахмед Цаликов.

Накал разверзнувшейся между этими двумя фракциями борьбы ярче всего показывает речь Ахмеда Цаликова (глава Исполкома Милли Шуро). "Среди нас могут быть племенные сепаратисты — киргизские (казахские), сартские, туркменские, башкирские и т.д. Конечно, понятна внутренняя сущность деятелей племенных и окраинных сепаратистов. Бессильные работать на общей почве, они ищут приходского равенства — это робеспьеры Чебоксар и Тетюшей... Вред, который приносит общему делу честолюбие этих лиц, неисчислим".

Причину, по которой "төрекчеләр" скептически относились к территориальной автономии, следует искать не в одном, а в сразу нескольких моментах. Во-первых, (и с этим трудно не согласиться) национально-территориальное деление привело бы в конечном итоге к окончательному размежеванию различных этнических групп в самостоятельные этнонации. А идеологи "төрекчеләр" ("тюркистов"), еще начиная с начала XX века — с момента возникновения партии "Иттифак" — стремились организовать общемусульманскую политическую нацию рамках России того времени. И с точки зрения общих политических интересов, несомненно, мусульманские народы империи были едины.

Во-вторых, установление отдельных границ между национальными автономиями привело бы к затруднению экономических связей между крупным капиталом мусульманского Кавказа, Поволжья и Средней Азии. А ведь основной базой поддержки тюркистов была именно татарская национальная буржуазия.

В-третьих, несомненно, национально-территориальное самоопределение для эпохи империй было явлением абсолютно неизведанным, не имевшим никакого опыта в мировом масштабе. И поэтому идеи национально-культурной автономии были популярны и в среде европейских интеллектуалов того времени (в первую очередь, австрийских социал-демократов), как некий "умеренный" вариант решения национального вопроса. Национально-культурная автономия подразумевает, что национальные меньшинства, не имея отдельной территориальной единицы, имеют самоуправление в рамках собственных национальных образовательных учреждений (не только школ), учреждений культуры и т.д., в которое условный центр не вмешивается. Кроме того, эти меньшинства обладают долей общих налоговых сборов государства, на которые эти структуры содержатся, а также собственной политической субъектностью во взаимоотношениях с центральными властями.

Следует также отметить, что некие прообразы структур национально-культурной автономии уже были готовы — татары, находившиеся на стадии преобразования в буржуазную политическую нацию, на тот момент уже имели самостоятельную систему образования, национальное книгоиздательство и типографское дело (к примеру, только в одном маленьком уездном городке Стерлитамаке после революции 1905 года открылась целая дюжина татарских типографий), несколько национальных театров. Независимым от государства после революции стал и Оренбургский муфтият.

Всё, что требовалось — это узаконить то, что и так уже действовало. "Туфракчылар" не то, чтобы были против национально-культурной автономии — но считали, что одной национально-культурной атвономии недостаточно. И с высоты сегодняшнего дня можно смело утверждать: они в целом, верно оценили ситуацию.

Главный идеологом "туфракчылар" и их неформальным лидером в Национальном Парламенте стал лидер партии татаро-башкирских левых эсеров Галимджан Ибрагимов, который предложил создать пять штатов: Казахстан, Кавказ, Туркестан, Идель-Урал, Крыма. Эта идея затем была воплощена в жизнь в резолюции II Всеросийсокого мусульманского военного съезда (Казань, 8 января — 18 февраля 1918 года).В конечном итоге должна была получиться некая объединенная Тюркская федеративная республика. Можно назвать несколько причин, почему именно Галимджан Ибрагимов стал главным идеологом "Идель-Урала".

Во-первых, он был социалистом, а "левые" социалистические идеи, центром которых является идея о справедливом мироустройстве и всеобщей свободе — самая питательная среда для всякого рода национальных движений за самоопределение. Неслучайно практически все антиколониальные национально-освободительные движения, да и региональные движения за самоопределение (баски, ирландцы, каталонцы и т.д.) в XX и XXI вв. проходили под левыми лозунгами.

Во-вторых, Галимджан Ибрагимов был левым эсером, а для эсеров вопрос о земле был важнейшим. В условиях отсутствия национально-территориальной автономии, т.е. реальной власти на местах, не было никаких гарантий, что интересы проживающих здесь народов, в том числе, и в земельном вопросе, будут учтены.

Некоторые татарские деревни в Уфимской губернии выносили в начале августа постановления об образовании национальных волостей

В-третьих, в условиях национально-культурной автономии реальная власть оставалась бы в руках у национальной буржуазии, которая формировала бюджет автономии, а значит, об идее всеобщего народовластия — основе всякой левой (социалистической) идеологии — можно было бы тут же забыть.

Тут однако стоит сразу пояснить один весьма важный момент и заодно разоблачить еще один миф. Дело в том, что стремление к самоопределению выражала не только передовая часть общества — интеллектуальная элита, но и масса простого трудового народа. К примеру, вот что сообщает газета "Утро России" (номер за 9 августа 1917 года): "Некоторые татарские деревни в Уфимской губернии выносили в начале августа постановления об образовании национальных волостей".

Несмотря на политические разногласия, татарские политические лидеры смогли прийти к общему соглашению. Поэтому несмотря на то, что на втором Всероссийском съезде мусульман, проходившем в Казани в июле 1917 года, сторонников национально-культурной автономии было больше — было решено не отказываться и от территориальной автономии. Таким образом, оба проекта продолжали параллельное сосуществование — одна форма национального самоопределения содействовала другой. В августе 1917 года комиссия по созыву Национального Парламента переехала в Уфу. 20 ноября Парламент, базировавшийся в Уфе, начал свою работу. Несмотря на то, что основной задачей созванного представительного органа была организация национально-культурной автономии, тем не менее, именно Национальный Парламент принял 29 ноября 1917 года исторически важное решение о провозглашении штата "Идель-Урал". Был объявлен конкурс на проекты нового образования, где победил проект Галимджана Шарафа — студента петербурского Политеха, активного сторонника Ильяса Алкина.

В частности, в штат "Идель-Урал должны были войти территории с зоной компактного проживания татар, башкир, чуваш, марийцев, удмуртов, проживавших на территории Уфимской губернии, части Казанской, Симбирской, Самарской, Оренбургской, Пермской и Вятской губерний", т.е. Идель-Уральская республика предполагалась как возможность для национального самоопределения сразу нескольких народов Поволжья и Урала, а не только татарской её части. Татаро-башкирское население должно было составить при этом более 40% населения штата. Предполагалось, что коренные народы этих территорий получат пропорциональное своей численности представительство в Парламенте штата, где при всеобщем обсуждении и будут решены другие, более детальные, вопросы.

Марийцы, чуваши, удмурты без колебаний присоединились к этому проекту.

Башкирская элита была расколота на три лагеря: тех, кто полностью поддерживал, колеблющихся и противников. Последних представляла группа Мухаммеда Курбангалиева, который, стоит отметить, был противником всякого федерализма и поэтому не только не принимал проект "Идель-Уральской" республики, но и был категорическим противником самопровозглашенного Башкирского Правительства в Оренбурге.

Однако помимо вышеуказанных территорий еще оставалась Западная Сибирь и отдельные районы Европейской части России, не включенные в состав штата, но где также проживали представители татарской этнонации. Для отстаивания их национально-культурных интересов как раз и предполагалась наличие экстерриториальной национально-культурной автономии. По сути же, штат Идель-Урал по своей форме был не классической национальной республикой, а скорее территориальным многонациональным образованием. Эдакая федеративная республика внутри федерации. В случае своего дальнейшего развития она несомненно стала бы неким аналогом существовавшей в 20-е годы Туркестанской республики или даже аналогом собственно РСФСР — единственной ненациональной союзной республики СССР.

Во время упомянутого выше Второго съезда Хәрби Шуро официальной датой начала функционирования штата Идель-Урала было объявлено 1 марта 1918 года.

Была учреждена комиссия по учреждению штата Идель-Урал во главе с упомянутым выше Галимджаном Шарафом, которая 29 декабря 1917 года переехала из Уфы в Казань, намереваясь теперь опереться на второй съезд Хәрби Шуро, проходивший здесь в январе-феврале 1918 года.

Надо отметить, что период между ноябрем 1917-го и январем 1918 года был самым подходящим временем для провозглашения штата Идель-Урал. Национальный Парламент и Национальное Правительство под лидерством Садри Максуди, помимо безусловной легитимности на тот момент, имели весь необходимый "джентельменский набор" для создания республики: структуры на местах, собственный бюджет ("Милли хәзинә"), который еще до провозглашения штата составлял 1 млн руб. (а в дальнейшем после создания штата можно было его дополнить налоговым поступлением с территории республики), вооруженные силы в виде присягнувших на верность частей Хәрби Шуро. На тот момент кроме частей Хәрби Шуро на всем географическом пространстве от Волги до Урала не было других боеспособных военных частей, которые могли бы хотя бы теоретически противостоять провозглашению штата.

Но осуществлению этих планов помешали события, связанные с разгоном Учредительного Собрания, и возникшей в связи с этим чехардой и борьбой разных групп внутри татарских политиков.

На первом же заседании Национального Парламента (т.е. 20 ноября 1917 г.) "левые" попытались протолкнуть резолюцию с приветствием этой революции и нового большевистского правительства. Помимо общей идейной солидарности, татарские левые пытались таким образом заручиться поддержкой молодой советской власти при провозглашении Идель-Урала, которая, как известно, всячески приветствовало национальное самоопределение. Руководство же Парламента — Садри Максуди — делая ставку на Учредительное Собрание, приложили все усилия, чтобы "слить" эту инициативу. Это было явно недальновидным шагом, учитывая ко всему прочему то, что советское правительство и Ленин провозгласили о праве народов на самоопределение — вплоть до отделения в самостоятельное государство. Они были готовы на всевозможные уступки в национальном вопросе.

Конечно, не последнюю роль в этом сыграла политическая ориентация главы правительства — Садри Максуди был либералом и принадлежал к партии кадетов, которая ранее де-факто контролировала Временное правительство и поэтому активно противодействовала большевикам после Октябрьской революции. Особенно ярко и четко "политическая импотенция" Садри Максуди проявилась в бездействии главы татарского правительства уже после разгона Учредительного Собрания (т.е. после 6 января 1918 года), когда было уже ясно — советская власть это всерьез и надолго. Сразу после этих событий он вместо того, чтобы ускорить объявление "Идель-Урала" (при том, что финансовых и военных ресурсов для этого было предостаточно) и попытаться хотя бы установить нейтральные отношения с советским правительством, отправляется в продолжительное "турне" по России для выяснения политчисекой ситуации. Понятно было, что Садри Максуди не собирался вступать в какие-либо переговоры с советской властью.

Негативная роль личных политических предпочтений Садри Максуди во вред построению штата проявилась и в другом. Так, в феврале 1918 года Галимджан Шараф, как председатель Коллегии по осуществлению Волжско-Уральского штата (КУВШ), направил Уфимскому мусульманскому военному Шуро телеграмму, в которой сообщал, что КУВШ постановила объявить в скором времени территорию штата автономной частью Российской Федеративной Советской Республики. И такой переход КУВШ под руководством Шарафа на сторону Советской власти вызвал протест руководителей Милли меджлиса.

Драгоценное время было упущено. И как итог — накануне дня официального провозглашения "Идель-Урала", назначенного на 1 марта 1918 года, органы будущей республики в Казани и Уфе были разогнаны. Несмотря на это арестованный, а через несколько часов отпущенный на свободу лидер Хәрби Шуро Ильяс Алкин провозгласил Идель-Уральскую республику 1 марта 1918 года, прозванную в историографии "Забулачной республикой". Но это было уже абсолютно не то.

В строительстве Идель-Урала было допущено несколько стратегических и тактических ошибок, предопределивших трагический конец. Первое — враждебное отношение Садри Максуди к советскому правительству. Второе — переезд комиссии Галимджана Шарафа из Уфы в Казань 29 декабря 1917 года. Здесь во многом свою роль сыграл человеческий фактор. Не секрет, что первым и главным идеологом создания территориальной автономии был Галиджан Ибрагимов. И в конечном итоге он вошел в комиссию по строительству штата, но он стал лишь одним из его участников, а юридически главой был всё-таки Галимджан Шараф — как мы уже отмечали, казанский татарин и близкий соратник Ильяса Алкина. Ильяс Алкин был отличным организатором (что в своих воспоминаниях, кстати, отмечал А.Заки Валидов) и также был членом фракции "туфракчылар" в Национальном Парламенте, однако его реальное политическое влияние на тот исторический момент было сильно только в татарской части Казани. Именно поэтому за время существования штата (Забулачной республики) он не смог распространить свое влияние на остальную часть штата. К тому же среди татар самой Казани идеи территориальной автономии были весьма слабы. Об этом в частности свидетельствует корреспондент британской газеты "Manchester Guardian" Морган Филипс Прайс, который в середине октября 1917 года (т.е. прямо накануне созыва Национального Парламента в Уфе) добрался до Казани и сумел пообщаться с группой татарской молодежи. По его словам, они говорили о своем стремлении обеспечить при любом правительстве в России широкую культурную автономию для Среднего Поволжья и Южного Урала и хотели, прежде всего, культурного сближения между всеми говорящими по-тюркски народами России, Ближнего и Среднего Востока. Здесь вероятно сказывалось идейное влияние "старой" татарской интеллигенции (к примеру, Гаяза Исхаки, который на тот момент был ближайшим соратником Садри Максуди) и национальной буржуазии. Еще ярче об это свидетельствует тот факт, что среди депутатов фракции "туфракчылар" Национального Парламента основной массой были представители Уфимской губернии и частично Оренбурга.

Если фактически столицей штата Идель-Урал была Уфа, то с отъездом в Казань комиссии и Г.Шарафа формально столица "перекочевала" на берега Казанки. Но вот здесь и была основная проблема. Дело в том, что единственным легитимным органом тюрко-татар был Национальный Парламент, базировавшийся в Уфе. Более того — под контролем Парламента и правительства находилась казна. Национальная Армия в лице Хәрби Шуро хоть и присягнула на верность Парламенту, была де-факто на тот момент горизонтальной структурой, формальное руководство которой находилось в Казани. В реальности же они все территориально были автономны и управлялись местными татарскими органами самоуправления. И только в Уфе Галимджану Ибрагимову удалось объединить под одним крылом местные отделения Хәрби Шуро, Милли Шуро (структуры Национального Парламента на местах), а благодаря лидерству над местными левыми эсерами и Совет крестьян в уездах губернии. То есть Галимджан Ибрагимов таким образом контролировал всю губернию — это повлияло на то, что именно его блок татаро-башкирских левых эсеров одержал уверенную победу во время выборов в Учредительное Собрание.

Есть еще один немаловажный фактор. Уфа, в отличие от Казани, считалась в чем-то даже более "татарским" городом, и поэтому на тот момент лучше подходила на роль главного центра. Дело здесь не только в географическом положении Уфы. В предреволюционной Казани из 200 тысяч населения татары составляли только 30 тысяч (то есть 15%) и проживали они в своебразном гетто, отведенном царизмом — Старо-татарской и Ново-татарской слободах. А в Уфе татары составляли уже 20% населения. При этом в Казани, в отличие от Уфы, издавно существовало шовинистически настроенное антитатарское лобби, которое всеми силами пыталось не допустить создания национального штата/республики.

Нерешительность и политически неверные шаги Садри Максуди, отъезд комиссии по осуществлению Штата в Казань в конце декабря 1917 года — это роковые ошибки, предопределившие крах штата Идель-Урал. Всё это наложилось на личностную конкуренцию между политическими деятелями, принимавшими главенствующую роль в этих событиях.